Шоу Шанс. Императрица
Шрифт:
— Мне положено быть параноиком, — отрезал Артур, — по должности.
Он уже отвернулся, чтобы идти назад, в прохладу кондиционированного ангара, когда в спину ему прилетело негромкое:
— А на самом деле?
Артур невесомо и невероятно быстро развернулся на носках, словно был не грузным министром, а атакующей анакондой.
— Мне послышалось? Или кто-то сейчас вежливо попросил себе пять лет колоний за нарушение режима секретности?
— Артур, я все понимаю, — взорвался Берсеньев. Взрыв был тихим, но от этого не менее разрушительным, — я подписывал «теплую грамоту»^1 («теплая грамота» — подписка о неразглашении государственных секретов. Нарушителя ожидают пять лет принудработ в зонах с особо жарким климатом). Но я не идиот. У меня техническое образование и я примерно представляю, на что ты меня подписываешь.
— И на что я, по-твоему, тебя подписываю? — Артур улыбнулся улыбочкой голодного крокодила, с которого добрый хозяин как раз в эту секунду снимает намордник. Человек с менее крепкими нервами немедленно дал бы дуба. Но Берсеньев и сам был той еще неведомой зверушкой, поэтому улыбку безопасника он поймал и отзеркалил, практически, один в один.
— То, что мы собираем в последние полтора года, это не научно-исследовательское оборудование, — инженер криво усмехнулся, — это даже не рейд. Его назначение и, главное, количество наводит на мысли…
— Дальше, — потребовал Артур.
— А что — дальше? Будет война.
Берсеньев сказал страшное слово и словно сбросил с плеч невидимый груз, выпрямился. И на безопасника он смотрел теперь иначе: требовательно, Тревожно.
— Война, — невозмутимо подтвердил Артур, — И что тебя удивляет? Хочешь мира — готовься к войне. На тебя легла часть мер по укреплению обороноспособности государства.
— Тогда почему мы используем для этого исключительно допотопные технологии? — тихим, свистящим шепотом спросил Берсеньев, — какого черта мы исключили все разработки последних лет, все, что обеспечило Славии стратегический перевес. Мы готовимся к исторической реконструкции?! Такое впечатление, что тебе точно известно: все это чудо-оружие окажется бесполезным… Или даже… будет повернуто против нас.
— Дальше, — так же ровно повторил Артур, — Я хочу слышать, до чего еще додумалась твоя светлая голова, Антон.
— А что — дальше? — у инженера, видимо, сорвало гайку, и он говорил, уже не думая ни о проекте, который ему отчаянно хотелось довести до конца, ни о собственной безопасности, — Все оружие легкое, переносное. В любой момент может быть переброшено с места на место. И большая его часть накапливается не на границе, а вокруг Столицы.
— И что это, по-твоему, значит?
— Заговор, — выдохнул Берсеньев, глядя на безопасника, как загипнотизированный кролик на змею, — заговор против Императора. В который ты меня втянул.
Маркович дернул уголком плотно сжатых губ, подчеркнуто медленно и спокойно открыл полу пиджака, демонстрируя инженеру, что он делает, вынул наладонник и активировал его. Берсеньев напряженно ждал, не сводя с Артура жадного, требовательного взгляда.
— Год и четыре месяца, — хмыкнул министр, — в то, что до тебя только сейчас дошло, я не верю — голова у тебя светлая. В то, что ты меня боялся до усрачки, извини — тоже. Не тот замес. Значит — доверял.
— Так это правда? — выстрелил взглядом Берсеньев.
— Правда, правда, — Антон поощрительно улыбнулся, словно они были на утреннике в детском саду, и инженер только что замечательно рассказал стишок с табуретки, — мы с тобой в заговоре против верховной власти в империи, и готовим военный переворот. Я — главарь новой хунты.
— Ты спятил?
— Хотелось бы, — Артур непритворно вздохнул, — да не выходит. Устойчивость психики по десятибалльной шкале 9,8. Спятить — это был бы просто царский подарок. Да только мне так повезти не может.
Безопасник еще раз испытующе взглянул на Берсеньева. Тот смотрел странно, но вроде бы кидаться на министра не собирался. А это было бы забавно. Конечно, не слон и моська, но на датского дога и левретку эта сцены вполне бы потянула.
— Значит, все еще веришь. Это хорошо, — Артур невесело улыбнулся, — Для начала, Тоша… Просто, чтобы мы с тобой, раз уж пошел такой разговор — окончательно поняли друг друга. Я знаю тебя с детства. Всегда считал другом. Для меня это серьезно. Помолчи! — он резко вскинул большую ладонь и Берсеньев проглотил все, что хотел сказать, — А еще я знаю, что ты для разговора со мной припас «берету» с мини-пулями, начиненными азотом. Я даже знаю, где она у тебя припрятана, — рука инженера невольно дернулась, но замерла на полпути, — Не советую, — совершенно спокойно произнес Артур.
— Ты тоже вооружен? Или… у тебя снайпер на крыше?
— Зачем, — безопасник пожал плечами, — мы же не ковбои. Это на Диком Западе прав был тот, кто выстрелит первым. А сейчас прав тот, у кого юристы лучше. Если мы с тобой сейчас не договоримся…
— Я пойду под «теплую грамоту»? — перебил Берсеньев.
— И ты. И жена. И вся твоя родня до седьмого колена. Вплоть до внучки. И даже не надейся соскочить. Ты так давно в деле, и еще дольше знаком со мной, что только дурак тебе поверит.
Инженер под темным загаром побледнел в синеву.
— Ты не сможешь…
— Смогу, будь уверен, — бросил Артур таким тоном, что стало ясно — пределы его власти инженер сильно недооценил.
— То есть ты взял меня за горло?
— И давно. Рука держать устала.
— Зачем? — Берсеньев неожиданно успокоился и смотрел на Артура теперь испытующе.
— Вот это — правильный вопрос, — кивнул безопасник, — и вопрос и интонация. В одном ты не прав, Тоша. Война не будет. Она уже идет. И заговор на самом верху, это верно. Только не на уровне министерств. Он еще выше.
— То есть?
— То и есть. И не делай вид, что шокирован. Можно подумать, это первый раз в истории, когда верховная власть оказывается губительна для народа.
— Доказательства… есть? — тихо, почти одними губами спросил Берсеньев.
— А как же. Такие, что не только Люблинский трибунал, но и Страшный Суд примет. Желаешь ознакомиться сейчас?
Но перевороту в голове инженера свершится было не суждено. Наладонник министра прогудел коротко и резко. Артур нахмурился, принял вызов и выпал из реальности. Новости, которые ему сообщили, были не рядовыми.