Шоумен. Король и Спящий убийца
Шрифт:
– Ты неправильно меня поняла, – пробормотал я.
Ничего я ей сейчас не скажу. Потом, когда Самсонов объявится, она сама всё для себя решит.
– Я к тебе по делу, – сообщил я, стараясь переменить тему. – Долго думал и решил: а почему бы нам не возродить нашу, то есть самсоновскую, программу?
Надо было видеть лицо Светланы в эту минуту. Это было больше, чем просто изумление.
– Та-а-ак, – протянула она, наконец. – Значит, созрел?
Я пожал плечами, не желая ничего объяснять. Не скажешь же ей, в самом деле, что на это меня
– А почему бы и нет? – сказал я. – Соберёмся вместе – я, ты, Дёмин – и будем снимать. Думаю, получится неплохо.
Светлана засмеялась и обняла меня.
– Ты просто чудо, Женька! Я так счастлива, что ты снова готов работать! Я верила, что когда-нибудь это обязательно произойдёт.
И опять засмеялась – каким-то своим мыслям.
– И Алекперов предлагал мне вернуться к нашей программе, – сказала она. – Звонил пару раз и говорил об этом открытым текстом.
– Он же собирался заниматься этим самостоятельно! Нашёл себе нового ведущего, этого… как его… Горяева.
При упоминании о Горяеве Светлана махнула рукой и так скорбно посмотрела на меня, что я понял: с Горяевым большие проблемы.
– Они сделали три выпуска программы, – сказала она. – И все три оказались провальными.
– Я что-то ни одного не видел.
– Это были пилотные выпуски для просмотра в узком кругу. Отсняли три выпуска, показали их Алекперову, и тот схватился за голову.
– Неудачные?
– Не то слово, Женя. Полное фиаско. Горяев пробкой вылетел с телевидения. Алекперов наконец увидел то, что мы обнаружили гораздо раньше. Ты помнишь этот горяевский сюжет с кошельком на верёвочке?
Я засмеялся. Прошло время, целый год, а тогда нам, конечно, было не до смеха.
– Всё встало на свои места, – сказала Светлана. – И нам снова предлагают работать.
– Как ты себе это представляешь?
– Соберёмся втроём – я, ты, Дёмин…
– А где он, кстати? Я ничего не слышал о нём.
– У него были серьёзные неприятности. Его несколько месяцев вызывали на допросы, пытались повесить на него хищения и незаконные валютные операции, но ничего, кажется, не смогли доказать. Теперь он администратором у какой-то завалящей эстрадной группы. Я думаю, он согласится поработать, если мы ему это предложим.
– А мы предложим? – осведомился я.
– Да.
Она искренне хотела возродить нашу группу. По человечку. По кусочку. И ради этого готова была принять и Дёмина, с которым у неё никогда не было особой любви.
Появился Дима.
– И вот Дима ещё, – сказала Светлана, продолжая наш разговор.
Я с сомнением воззрился на её протеже.
– А что, товаг'ищ, вы с чем-то не согласны? – демонстративно не выговаривая
И он посмотрел на меня лукавым взглядом. Как он был сейчас похож на Ленина – речью, жестами! Перевоплощение, свершившееся в секунду, совершенно меня покорило. Я засмеялся. И Светлана засмеялась тоже.
– Он кого хочешь может изобразить. Я ещё не знаю, как нам это использовать, но что-то должно получиться, я уверена.
– Ну, допустим, – признал я.
– Димины друзья тоже могли бы принимать участие в съемках, – продолжала она. – Ну, а с техническим персоналом и вовсе не будет проблем.
– И ещё деньги, – напомнил я. – Алекперов ведь авансом не даст ни копейки. Он заплатит только за программы, стопроцентно готовые к выходу в эфир.
– Да, – подтвердила Светлана. – Но мы ничего не будем у него просить. Деньги есть.
– Откуда?
Моё изумление было совершенно неподдельным. На съёмки требовались большие суммы. Тысячи, десятки тысяч долларов. И я никогда не ведал о существовании у Светланы таких денег.
– Я продала дом.
Тот самый, самсоновский, понял я.
– Я всё равно не смогла бы там жить.
Продала дом, получила кучу денег, но осталась жить в своей старой квартире. Все деньги вложит в возрождение самсоновской программы – лучший памятник бывшему мужу. Я заглянул Светлане в глаза и понял, что всё именно так и есть. Она продолжала его любить, неистово и безоглядно. Как человек он был к ней жесток. Но она любила его не за это злое и тёмное, а за его талант.
– Где ты сейчас? – спросила Светлана.
Я пожал плечами.
– Можно сказать – нигде. Из налоговой полиции ушёл сразу, едва в тот раз вернулся в Вологду. Устроился к приятелю на фирму, а всё равно как-то так…
Я неопределённо развёл руками.
Светлана понимающе-печально улыбнулась. И я, и она жили в этот год воспоминаниями. Наша жизнь и наша работа тогда, при Самсонове, и были тем главным, что потом вспоминается всю жизнь. Всё, что после – слишком суетно и мелко.
– Женился?
– И развёлся, – буркнул я.
Брови Светланы поползли вверх.
– Ничего не получилось. Я думал, что всё забудется, а оказалось – на беде счастья на выстроишь. Между мной и Мариной всё время стояли Самсонов и Саша, муж её покойный. Мы никогда не говорили об этом вслух, но оба чувствовали одно и то же.
Одно и то же – это наша вина, и это не давало нам обоим покоя.
Светлана взъерошила мне вихры. Показывала, что не держит на меня зла и вообще не считает меня виновным в случившемся год назад. Если бы она знала, что год назад ничего и не было!
– Я позвоню Алекперову, – сказала она, уводя меня от тяжелых воспоминаний. – Договорюсь о встрече.
– О какой встрече? – не понял я.
– Вашей. Ты и он. Вы должны поговорить.
– О чём?
– О программе «Вот так история!». Алекперов возглавляет руководство телеканала. А ты возглавляешь программу.