Шпагу князю Оболенскому! (сборник)
Шрифт:
Когда я встал на ноги, держа в одной руке фонарик, а другой придерживая оторванный лоскут рукава, сухо щелкнул выключатель и вспыхнул свет.
В комнате стоял Яков и держал в руке направленный на меня пистолет.
— Убери, это неприятно.
— Ну и вид, — сказал он, медленно пряча в карман пистолет. — Кто это тебя?
— Ящик с гвоздем.
— Ну, ну. Нашел?
— Нашел. А что ты делаешь в темноте?
— Я погасил свет, когда услышал, что ты сопишь и возишься за стеной. Ты меня удивил.
— Я
— Самохинский?
— Похоже, его. А перед первой дверью — чуть не полкоробка горелых спичек. Впечатление такое, что кто-то подготовил проход заранее.
— Дать бы тебе по мозгам за "инициативу", — высказался Яков. — Я тебе что говорил? Забыл?
— Победителей не судят, — отмахнулся я.
— Как знать, — проворчал он. — Еще одна такая победа, и мне придется отказаться от твоих услуг. Серьезно.
Яков включил настольную лампу и погасил верхний свет. Шторы на окнах были плотно задернуты.
Мы сели за столик и закурили.
— Значит, я был прав: стукнули Самохина в музее, и он бежал сюда. Знал, выходит, куда бежать. И знал отлично. Его кто-то преследовал, но не смог, как я понял, открыть дверь, где спички, так?
Я кивнул осматриваясь. Теперь трудно было найти, какую из дубовых панелей, покрывающих стены, я только что поворачивал. Она так точно стала на место, что все вертикальные доски слились в один ровный ряд.
— То-то я замечал, — сказал я, — сквозит здесь немного.
— Ну уж не ври, — остановил меня Яков. — Подогнано будь здоров.
Он откинулся на спинку кресла и потянулся.
— Подведем итоги. Самохин бежал из музея по подготовленному пути.
— А что он делал в музее? Ночью-то?
— И кто с ним был? Что он делал, это понятно.
— Как? — удивился я.
— Не совсем, конечно, — поправился Яков. — Не совсем. Ты обратил внимание на то, что ценные вещи были увязаны в узлы?
— Конечно. Кто-то подготовил их для реализации, если можно так выразиться. Но не успел.
— Ему помешали. Кто помешал? Самохин? Или Самохину? Здесь важно собрать воедино, связать логически три известных момента: попытка ограбить музей, убийство и поиски в кабинете — тогда многое станет ясным.
— А почему именно в этой последовательности? — поинтересовался я.
— Потому что не такие мы глупые, какими кажемся на первый взгляд, не захотел объяснить Яков.
— Но и не такие умные, какими хотим казаться, — уточнил я.
— Ко мне это не относится, — махнул рукой Яков. — А что касается кандидатуры на главную роль, у нас она теперь только одна.
— Кто же? — спросил я, вставая.
— Тот, кто бывает в музее после его закрытия, тот, кто всем Дубровникам известен своими похождениями, тот, кого выгораживает тетка Маня.
— Черновцов?
Утром я зашел к Староверцеву. Едва
— Сергей! Ты здесь? Выйди на минуточку!
— Это следователь, — извинился я. — Мне надо идти.
— Слушай меня, — Яков сжал мне руку. — Черновцов пропал. Похоже, скрывается.
— Как?
— Вот так. Я говорил с его женой. Что-то знает, но вовсю темнит.
— Как я слышал, он порядочный забулдыга. То, что он пропал, еще ничего не значит.
— Значит, Сережка, значит! Он не ночевал дома в день убийства — это раз. С женой у него нелады — два…
— Ну и что нам с этих неладов?
— А вот что: она его частенько выставляет из дома, и он ночует знаешь где?
— В музее? Тетка Маня привечает?
— Это еще не все. Его видели вчера. Вся морда сплошь синяком заплыла. А костяшки пальцев правой руки Самохина, помнишь акт, были сбиты! Я тебя вот о чем хотел попросить. Ты человек здесь новый, журналист: походи поспрашивай. Потом сочтемся.
Пятница
— Ну разве что, — вздохнул я.
Неужели этот вздор может поколебать наше счастие?
Я отправился на розыски Черновцова, предварительно поставив Якову условие: с теткой Маней он должен говорить сам. Яков поморщился, но деваться ему было некуда. Позже он передал мне содержание этого разговора, и я привожу его здесь.
Тетка Маня, снова оказавшись в центре внимания, с готовностью отставила швабру и открыла было рот, но Яков опередил ее:
— Почему ваш сын ночует в музее?
— Дознались? — ахнула она и заплакала. — Дура я старая, бесом попутанная… — Она плакала тоненько, монотонно и деловито, поглядывая птичьим глазком на Якова.
Он терпеливо ждал.
— Так как же?
Тетка Маня, причитая, добралась наконец до сути: "бесталанному" Черновцову жена-злодейка "не дает дома головушки приклонить бедовой, гонит его и в дождь и в ветер", и потому он заливает горе "зеленым вином".
— Подождите-ка, — приостановил ее Яков. — Что-то я не пойму: гонит она его за то, что он пьет, или он пьет, потому что она его гонит?
— Знамо!
— Что знамо-то? Он пьет — она бьет? Эта схема?
— Наоборот, — тетка Маня прерывисто всхлипнула.
— Ерунда какая-то. Что у них за нелады, можете мне толком объяснить?
Тетка Маня осторожно оглянулась и лихо подмигнула Якову всей щекой.
— Тет-на-тет?
— На-тет, — уверил ее Яков.
Она снова оглянулась и шепнула так, что, верно, на улице было слышно: