Шпагу князю Оболенскому! (сборник)
Шрифт:
Дружинников особо предупредили, чтобы ни слова в село не принесли. Чем дольше знать не будут, тем вернее и скорее след отыщется.
Вечером Андрей в клуб пошел, на товарищеский суд. Хоть и мрачно на сердце было, а надо — остальные дела бросать тоже нельзя. Все они главные.
Судили нерадивого механизатора Василия Блинкова. Суть дела была такова: Василий с детства мечтал о мотоцикле, можно сказать, бредил им и во сне каждую ночь видел, а возможности приобрести машину все не появлялось. Причин тому было достаточно, а главная, первая, — Клавдия, жена его, женщина со злым и скандальным характером, которая взяла манеру сама получать Васькину зарплату,
Все было сделано по-детски, наивно. Андрей сразу же понял, что замок на сарае был распилен до того, как его навесили, что Васька лжет, уверяя, что два дня не был в сарае — остались на влажной земле следы его резиновых сапог поверх Клавдиных бот и кое-что другое.
Разгадав его нехитрую хитрость, получив Васькино покаянное признание и съездив с ним за кабанчиком в Оглядкино — благо его еще не успели заколоть, — Андрей и сам растерялся: как дальше быть? Какие меры принять? Кража ведь была, преступление совершено… Но кража-то у самого себя! Подумал — и решил передать дело товарищескому суду. В суде, правда, обернулось все иной стороной. Поначалу, однако, все шло как надо: осуждали и стыдили Василия за нерадивость и лень, за пьянство без размера, но когда вылезла на сцену Клавдия и стала чернить при народе своего мужика, настроение в зале изменилось.
Клавдия ради такого события, где она главной была, принарядилась покрылась алым платком, надела желтую кофту и зеленую юбку — издалека, из зала, была она похожа на испорченный светофор, у которого все огни горят разом. А Васька пришел с работы в затрапезе, сидел, неловко повернувшись боком, чтобы односельчане не видели под глазом синяка, навешенного Василию запальчивой Клавдией.
Общее мнение выразил бригадир полеводов по фамилии Кружок, испортив всю назидательность важного мероприятия:
— Это же надо, граждане, довести собственного мужика, опору и надежду семьи, до такой позорной крайности. Васька тоже хорош, не спорю. Гордости в нем мужской ни на чих не осталось. Обидно для всей нашей половины человечества, что он такую мужскую несостоятельность проявляет…
В зале засмеялись.
— …Я не об этом говорю, этого я не касаюсь. Я говорю об том, что на месте Василия за такое повседневное издевательство всю бы скотину со двора свел и пропил. Не Ваську надо судить, а главного в этом деле подстрекателя. Ты, Клавдия, самый близкий ему человек после отца и матери. Что же ты мужика родного понять не можешь? Ведь живете вы на одну твою зарплату, а Васькину ты на книжку ложишь, и он даже не знает, где ты ее держишь и сколько на ей денег. Унижаешь мужика. Ты сколько ему на обед даешь? То-то. А ведь он курить бросил через то, что ему стыдно стрелять папироски у товарищей.
Вот что, Васька, у меня в сарае старая "Ява" есть, испорченная, но хорошая еще, если руки приложить. Забирай ее себе, ремонтировай и уезжай на ней от своей змеи Клавдии на край света!
В зале опять засмеялись и захлопали, Клавдия заголосила, Васька встал и выпрямился, развернув плечи и задрав
Суд с улыбками и шутками вынес частное определение в Клавдиин адрес и кассиру, Ваське порицание и, в общем, сработал как надо. Разобрался в причинах, постарался их устранить, выразил общее мнение коллектива.
Андрей видел, что Клавдия и Василий вышли с суда вместе. Клавдия цепко держала мужа под руку, семенила рядом, даже немножко опережала его и заглядывала ему в лицо. Василий шагал торжественно и величаво, на жену поглядывал снисходительно.
В другое время улыбнулся бы участковый, порадовался, а тут на душе сплошная чернота. Сидел он сейчас в зале, смотрел на своих односельчан, слушал, что они говорят, а мысль одна его мучила: неужели из них кто-нибудь к этому делу причастен? И ведь скорее всего это так, в той или иной мере.
26 мая, вторник
— …Имеется одна или две незначительные детали, которые стали известны во время допроса. Они заслуживают внимания.
Прошло несколько дней. Нехороших. Ничего за эти дни не произошло, но и ничего не прояснилось. В Синеречье и во всех других близлежащих местах давно уже знали, что случилось на болотах, все обсудили, все предположения высказали, нагородили такого, что сами по вечерам с опаской из дома выглядывали, за каждым кустом им злодеи мерещились.
Андрей с Бугровым уже несколько раз и в район, и в область ездили, соображения высказывали. Следствие шло, время — тоже; силы подключились к расследованию немалые, но результатов пока особых в деле не значилось. Как выразился следователь Платонов, здесь было еще много темных мест и "белых пятен". А точнее, все сплошь оставалось темным, и хотя некоторые детали все-таки кое-что прояснили, но даже для начала зацепиться было не за что.
Нынешний день начался для участкового, можно сказать, как обычно: разбудил его неистовый стук в окно и хриплый от волнения голос: "Андрюша, отвори!"
Андрей распахнул окно и отшатнулся. Под окном, прямо в будущих цветах (Галка подлизывалась), стоял колхозный бухгалтер Коровушкин, обычно, точнее — всегда, суховатый в общении, опрятный в одежде и въедливый в делах, вовсе непьющий человек, а сейчас такой непохожий на себя, что Андрей ощутил в животе холодок недоброго предчувствия: либо у него баланс на три копейки не сходился, либо колхозную кассу ограбили, не иначе.
Коровушкин был небрит, взлохмачен, в грязной белой рубашке, из кармана пиджака висел мятый галстук — веревка веревкой, брюки держались на одной пуговице, и в прореху просунулся клочок рубахи. И разило от него так, что у Андрея закружилась голова.
— Спасай, Андрей Сергеевич! Погибаю!
— Погоди погибать, — сказал Андрей. — Дай одеться.
Андрей оделся, поставил на плитку чайник — он понимал: человеку надо успокоиться, чтобы все толком рассказать, — и сел напротив Коровушкина.
— Ну рассказывай теперь, Тихон Ильич. Что натворил?
Коровушкин вздохнул тяжко, со стоном, обхватил седую голову руками.
— Ох, и натворил, Андрюша, на старости лет. Всю жизнь при деньгах, при важных документах — и никогда ни пятнышка на моей биографии не было. Нынешний год на пенсию собрался, и вот тебе — опозорил свое честное имя навсегда. Папку я вчера потерял в районе.