Шпана
Шрифт:
Достали съестные припасы, которые мы реквизировали у чижиковой братии, разделили поровну и съели. Осталось немного, я сказал ,что это на вечер. Тут высказался второй апостол, который Пашка:
– А не слишком нагло мы на этих мужиков наехали? Они ведь вернутся… и очень скоро… и не одни… чо тогда делать-то будем?
– Нормально всё, Павлуша, прорвёмся как-нито, – уверенно отвечал я ему, хотя в душе конечно совсем не был в этом уверен, – для начала давайте погоняла друг другу придумаем, мы ж теперь банда, а у бандитов завсегда кликухи имеются. Давай
Возражений не последовало, тогда я продолжил:
– А что делать будем? Вы двое сидите здесь и караульте дом, а мы с Лёхой сбегаем в одно место и принесём кое-что для обороны от этих мужиков, если они вдруг и в самом деле вернутся.
И мы с братом припустились к нашей пещере с сокровищами. Никто мусорную кучу над входом не потревожил, освободили проход мы гораздо быстрее, чем в первый раз, и вот мы уже бредём по подземным коридорам к ящику с пистолетами.
– А ты как думаешь, – неожиданно спросил у меня брат, – откуда оно здесь взялось, это оружие?
– Я думаю, что бандиты какие-то сховали до лучших времён, а лучшие времена для них не настали – поубивали их, допустим, или в тюрьму пересажали. Я слышал, тут орудовала разбойничья шайка такого атамана Сулейки, знаменитая банда была, вот может они и спрятали.
– А если это разбойники были, то у них и награбленное добро должно иметься, – логично предположил Лёха, – вдруг они и золото с брильянтами где-то рядом закопали?
– Так давай проверим, чо, – согласился с ним я, – нам бы оно не помешало, хотя я лично сомневаюсь, что там что-то ещё есть.
Когда зашли в эту большую комнату, где стояли стол с полками, я первым делом осветил все углы – в одном крыса обнаружилась, большая и наглая, но она сразу спряталась в какую-то свою нору. На полках же ничего, кроме пыли и грязи, я больше не обнаружил. Но тут брат, у которого своя свечка была, заорал:
– Есть! Тут ишшо чтой-то есть!, – и он выволок на стол маленькую, но тяжёлую жестяную коробку. – Дай я открою?
– Погоди, – остановил его я и на всякий случай исследовал коробку по периметру – это была упаковка монпансье, ну то есть из-под монпансье, вряд ли тут леденцы хранились.
Ничего подозрительного я не обнаружил и дал Лёшке команду открывать её. Он сначала пытался сделать это пальцами, потом ногтями, ничего у него не получалось, крышка прикипела намертво.
– Дай я теперь попробую, – и я отогнал брата в сторону и забрал коробку себе в руки.
Получилось не сразу конечно, но с третьей попытки крышка отскочила таки вверх и открылось содержимое коробки… а не было там ни золота, ни брильянтов, как я себе уже нафантазировал мысленно, одни бумажки там были, а на дне с десяток монет и крест, массивный, но увы, не золотой, а всего лишь серебряный.
– Ну чо, тоже неплохо, – утешил я брата, – крест с монетами загоним за неплохие деньги, а бумаги тоже выкидывать не будем, вдруг там что-то полезное найдётся.
Револьверы, естественно, тоже все забрали, как и пять коробок с патронами, а больше ничего полезного, сколько мы ни искали, в этой комнате не нашлось. По дороге домой я подсчитал, сколько ж там монет нам обломилось и каких номиналов – всего в коробке оказалось восемь александровских серебряных рублей, все одного года выпуска, 1889-го, и двенадцать таких же полтинника, итого, как вы сами уже понимаете, четырнадцать полновесных российских целковых. Плюс крест…
– Лёшк, как думаешь, за сколько это крестик загнать можно будет? – спросил я у брата.
Тот взял его в руку, рассмотрел со всех сторон, взвесил зачем-то ещё раз, потом авторитетно заявил:
– За червонец, я думаю, не меньше… эх, заживём теперь так, что помирать не надо!
– Ты погоди, это только начало нашей хорошей жизни будет… да, апостолам про деньги ни слова – меньше знают, крепче спят, а то мало ли чего они надумают, когда эти богатства увидят.
– А про оружие?
– Так это ж для них, – сказал я, тряхнув холщовой сумкой с наганами, – щас учить их будем. Так что про оружие можешь говорить всё, что вздумается.
Апостолы сидели у окна, выходящего на реку с унылым видом, ожидая нас. Увидели – обрадовались, как я не знаю кому.
– Ша, пацаны, – сказал я, – идём в тот овраг учиться стрелять, а ты, Лёха, остаёшься здесь, сидеть на стремени. Если что, кричи громче.
Обучение прошло быстро и буднично – ничего сложного в этих наганах не было. Дал ребятишкам выстрелить по два раза, один промазал, правда, все разы, а второй нормально попал, почти по центру дуба.
– В людей-то не испугаетесь стрелять? – спросил я у них по дороге обратно.
– А чо такого? – ответно спросил Пашка, – подумаешь эка невидаль. Я запросто пальну.
– Стрелять только по моей команде, это раз, – начал я их инструктировать, – и только в ноги, это два. Накрайняк в грудь, но это если сильно припрёт. В голову даже не пытайтесь, всё равно промажете.
Время между тем шло, а никто так и не заявлялся по наши души… а как хорошо известно – ничего не хуже, чем ждать и догонять. Мы уже и поужинали тем, что от обеда осталось, а ничего вокруг так и не произошло. Напряжение висело в воздухе практически так же, как электрическая дуга от этого… прибора, который нам на физике показывали в седьмом классе.
– Слышь, Санька, – робко сказал наконец один из апостолов.
– Потап, – поправил я его.
– Я и говорю – слышь, Потап, а если никто так и не придёт, чо тогда?
– Чо-чо, – передразнил я его (если честно, я и сам не знал, чо тогда, но надо ж держать умный вид), – спать ляжем, а один караулить останется. Я первый, часа через три брата разбужу, а вы уж под утро тогда выйдете (это апостолам). Караулить будем на чердаке, оттуда и видно, и слышно далеко. А мы с брательником сейчас пойдём местность разведаем, откуда тут пути отхода-подхода лучше.