Шпион его величества
Шрифт:
Может быть, граф Нарбонн и везет послание к нашему государю, исполненное самых мирных предначертаний, но все-таки едет он прежде всего за тем (в этом я не сомневаюсь ни одного мгновения), чтобы узнать об истинном состоянии русских войск и доложить потом своему императору.
Собственно, быть или не быть войне во многом зависит от того, что расскажет граф Нарбонн по возвращении своем от императора Александра.
Расскажет этот многоопытный придворный хитрец, конечно, только то, чего хочется Бонапарту, но надо при этом сделать так, чтобы ему ничего не удалось выведать. Как же этого добиться? Даже если выстроить вокруг графа стену из моих бравых ребят, то все равно невозможно отгородить его от тех или иных впечатлений. Что-то обязательно просочится.
Как же все-таки быть? Что придумать?
Мне кажется, что спасение заключено в быстроте. А что если сразу выявить истинно шпионскую цель его приезда?! В таком случае государь вынужден будет выслать графа за пределы Российской империи. Надо только сделать так, чтобы граф до этого момента ничего не успел узнать.
Нужно сего посланца Бонапарта каким-то образом продержать герметически закупоренным, никоим образом не посягая одновременно на его свободу.
Итак, нашим козырем должна стать ошеломляющая быстрота.
Но о какой быстроте может идти речь, если в Ковно уже выехали шевалье полковник де Местр и Менцель, дабы встретить Нарбонна и сразу же ввести его в курс дела?! Значит, эту парочку нужно незамедлительно убрать из Ковно или вообще убрать, ибо они страшно мешают нам и ставят под угрозу все, что я замыслил.
Итак, срочно вызываю своих господ полковников и направляю их в Ковно – с шевалье де Местром и купцом Менцелем нужно что-то сделать до появления в нашем краю графа де Нарбонна, а он ведь тут может появиться с минуты на минуту, и тогда все пропало.
Желательно, дабы виленским бонапартистам де Местру и Менцелю не удалось первыми встретить личного посланца Бонапарта.
Только что ушли Розен и Ланг. Они влетели ко мне в кабинет около половины одиннадцатого ночи, грязные, усталые, но безмерно счастливые. Вот вкратце то, что я смог извлечь из их довольно сумбурного рассказа.
По приезде в Ковно они прежде всего отыскали на окраине города полуразвалившийся дом, в котором уже давно никто не обитал. Затем они отправились к майору Бистрому и, особенно не вдаваясь в подробности, сказали, что им нужен на пару часиков квартальный надзиратель Шуленберх и еще двое полицейских. И вместе с этой троицей Розен и Ланг начали розыски шевалье де Местра и поручика Менцеля. Найти их оказалось чрезвычайно легко: они пили чай в жидовской корчме. Хозяин корчмы, некто Хацкель, был необыкновенно весел, быстр, услужлив и к тому же он бегло болтал по-французски.
Оставив квартального надзирателя и двух полицейских на улице, Розен и Ланг вошли в корчму и присоединились к шевалье де Местру и купцу Менцелю.
Выпив с ними не менее шести стаканов чая, Розен и Ланг заявили, что хотят угостить их вином. Те отвечали, что лучшее тут вино дают в трактире Олешкевича. Туда все сразу и отправились.
Когда допились до полубесчувственного состояния, полковник Розен, едва, кстати, державшийся на ногах, слабо махнув рукой, поманил к себе квартального надзирателя и полицейских. Те мигом вбежали в трактир и поочередно вынесли де Местра, а потом Менцеля, уложив их аккуратно в карету.
Пьяную парочку свезли в давно отобранный дом и оставили там накрепко связанными. Розен сказал полицейским, что пленников надо стеречь дней десять, а потом можно будет отпустить, но если в течение этих десяти дней будет сделана попытка к бегству, то их следует убить, но живыми не отпускать.
Квартальному же надзирателю Шуленберху Розен и Ланг передали мой приказ встретить графа Нарбонна и сопроводить его до вплоть до самой Вильны и делать все для того, дабы в дороге он ни с кем не имел встреч и продолжительных разговоров наедине.
Шуленберх остался в Ковно дожидаться посланца Бонапарта, а Розен вернулся ко мне за новыми приказаниями. Еще он представил отчет наблюдения за домом канцлера Румянцева, но там ничего интересного не было – особняк покидали только мсье Вуатен и его помощник, то есть наш сын аптекаря.
Что ж, пока все складывается неплохо. Бонапартисты, отправленные на встречу графа де Нарбонна, нейтрализованы – это крайне важно.
Надеюсь, что Шуленберх не подведет нас: никоим образом нельзя допустить, дабы этот то ли граф, то ли принц хоть что-то сумел выведать.
А не послать ли в Ковно еще и Розена (естественно, с Лангом)? Так, для пущей надежности. Сейчас поразмышляю еще, но, скорее всего, отправлю утром полковников назад в Ковно, будет вернее. Неудача для нас теперь просто невозможна. Мы просто не в состоянии себе позволить, дабы Бонапарт теперь обхитрил нас: граф де Нарбонн должен вернуться к нему ни с чем.
Еще несколько слов о событиях сегодняшнего вечера. Около семи часов принесли записку от сына аптекаря. Он сообщил о своей беседе с канцлером.
Граф сказал ему, что верит в гений Бонапарта и что напрасно его (Бонапарта) считают нашим врагом. Заметив во взгляде мальчишки невольную улыбку, канцлер воскликнул со всею своею запальчивостью: «Да, да, император Франции сам написал мне об этом в последнем своем письме».
Да, граф наивен. Он, видимо, полагает, что Бонапарт способен обмануть только своих друзей. Видимо, канцлер все-таки недостаточно знает императора Франции. А я никогда не забуду слова, сказанные как-то Бонапартом: «Тех, кто против меня, – я ненавижу, а тех, кто со мной, – я презираю».
Я убежден, что Бонапарт просто хочет использовать нашего канцлера, чтобы вытянуть из него необходимые сведения, а потом безжалостно бросит его.
Записку, присланную сыном аптекаря, я сегодня же передал государю, и он прямо при мне с большим интересом прочел ее, тут же отчеркнув карандашом несколько мест.
Александр Павлович со смехом рассказал мне, что Балашов донес ему со ссылкой на свои источники, что Наполеон Бонапарт направляет в Вильну своего эмиссара. Он лукаво добавил, что министр полиции выдает это за величайшее свое открытие.