Шпион на батарейках
Шрифт:
Алешка неожиданно согласился:
– Ладно, Дим. Я только загляну туда и, пока Сашка будет попугаев лечить, немножечко поглазею. По сторонам и по углам.
На это я согласился, не подумав, что уж больно он легко отказался от своей рискованной затеи.
Ближе к вечеру мы встретились с Сашей у ее подъезда. Она вышла с двумя попугаями в одной клетке. Попугаи, видимо, были этим очень недовольны и всю дорогу переругивались на весь парк.
– Дур-рак! – орал Гоша на Антошу.
– Сам дур-р-рак! – Антоша обзывал Гошу.
Они
– Мальчики, разве можно так ругаться на улице?
На что ей был ответ в два голоса:
– Сама дур-ра! – и от Гоши, и от Антоши.
Тетенька обиделась и убежала вслед за своей собачкой. А мы долго спорили: почему «так ругаться» нельзя на улице, но можно дома?
В общем, к хорьковой фирме мы подошли в хорошем настроении. Алешка легко убедил охранника, что раз попугаев два, то и хозяев у них двое, и исчез за дверью.
Мне стало немного тревожно. А когда через часок вышла из дома Саша, и при ней никого, кроме попугаев, не было, мне стало совсем плохо.
– А где Алешка? – спросил я.
Мог бы и не спрашивать, надул он меня, как последнего дур-рака.
– Он там остался, Дим! С ним же невозможно спорить. Я его в шкафу закрыла. Он попросил.
Надеюсь, закрыла на ключ... Но как же он выберется завтра утром? Я растерялся. Впору было в самом деле рассказать все папе. Он послал бы своих оперов, они живо разобрались бы и с этим домом, и с его хозяином. Но представляю, что нам будет потом! Сначала от папы, затем от мамы. А потом мне от Алешки за то, что проболтался.
Словом, бессонная ночь мне обеспечена. И хмурое утро тоже.
– Дим, – сказала Саша, – ты не волнуйся, он не пропадет. Он такой сообразительный. Прямо как Буратино.
И такой же любопытный. И ужасно любит опасности и приключения. И больше всех ему надо! Все девочки и мальчики напились горячего какао и улеглись в теплые постельки. А он сидит, скрючившись, в чужом шкафу в чужом опасном доме...
Так я и бубнил про себя до самого подъезда. И тут до меня дошло, что надо еще объясняться с родителями. А что я могу придумать? Да ничего. Вот Лешка в таких случаях никогда не задумывается, брякает первое, что придет в голову. И приходит всегда что-нибудь удачное. Ему сразу же верят, даже если он ляпнет совершенно невероятную чушь. Однажды, когда он опоздал в школу, наш директор потребовал от него объяснение:
– Оболенский, опять опоздал. Почему?
– Загляделся, – честно признался Алешка.
– Это на что же? На лошадь, на верблюда?
– На тарелку.
– С кашей? – усмехнулся Семен Михалыч.
– Да с этими... инопланетянцами. Они около метро сели. Прямо на проспекте. Маленькие такие, вроде меня, но все зеленые.
Семен Михалыч, как ни странно, проглотил наживку.
– Иди в класс и больше не опаздывай. А если опоздаешь, придумай что-нибудь более правдоподобное.
Алешка не спеша пошел в класс, а Семен Михалыч... побежал смотреть «инопланетянцев».
Кстати, Алешка соврал так правдоподобно, что Семен Михалыч, прибежав к метро, стал расспрашивать торговавших там бабулек, где тут летающая тарелка села?
Бабули подхватили эту небылицу, и на следующий день в одной газете появилась заметка об этом событии. И ее автор, наверное, получил за нее гонорар. Хотя, по справедливости, этот гонорар должен был получить наш Алешка, автор сенсации.
Да. Но я-то не Алешка. Я не умею правдоподобно врать. Я вообще врать не умею. Ладно, как уж получится...
И, как ни странно, получилось.
– А где Алешка? – спросила мама, едва я вошел в прихожую.
Я стал переобуваться, пригнувшись к самому полу, чтобы мама не видела моих лживых глаз, и спокойно ответил:
– А он сегодня не придет. Он у Кости останется. Любаша им какую-то контрольную на дом задала. На двоих.
– Нехорошо говорить про учительницу – Любаша, – сделала мама замечание. – А Лешка мог бы меня предупредить. Я все-таки ему мама. Родная, притом. Я вот сейчас позвоню Косте и выдам Алешке, как злая мачеха, по первое число!
– И не старайся. Им телефон отключили. За неуплату. – Когда начинаешь врать, трудно остановиться.
Мама вздохнула и пошла на кухню. А я перевел дыхание и немного погордился собой. А потом все мои чувства исчезли – остался только страх за Алешку. И стыд за мою глупость. Но ведь Алешка кого хочешь проведет, не то что старшего брата.
Скоро пришел папа и тоже спросил, где Алешка.
– Он у Кости, – ответила мама. – Ночевать не придет. У них там телефон испортился.
– Понятно, – сказал папа. – Они будут ремонтировать его всю ночь. А потом Костин папа выбросит его на помойку и купит новый.
А я испытал чувство облегчения, что хоть папе-то не соврал. Да ему, полковнику милиции, не больно-то и соврешь.
Как прошел этот вечер, как протянулась ночь, я до сих пор вспоминать не люблю. Так я волновался, так переживал за Алешку, что уснул только под утро. Когда он заявился веселый, здоровый и сияющий.
– Телефон починили? – спросила его мама.
Вот тут надо, конечно, отдать великую дань Алешке за его сообразительность. Он и глазом не моргнул.
– Не-а. Колькин папа его на помойку выбросил.
– Почему Колькин, а не Костин? Вы что, и у Смирновых телефон испортили?
– И у Сашки Минской. Ма, очень кушать хочется. И в школу пора. Я даже за эту ночь по ней соскучился.
– Отрадно слышать, – призналась мама, – только не верится. Умывайся и за стол.
В школу мы все-таки опоздали. Потому что заговорились. Вернее, Алешка заговорился о событиях прошедшей ночи, а я заслушался. И, кстати, зря я так за него терзался. Он довольно комфортно провел эту жуткую ночь. Но – все по порядку...