Шпион по призванию
Шрифт:
Поскольку все эти вопросы ни к чему не обязывали Роджера, он охотно вступил в игру, с легкостью изобретая ответы, и даже зашел так далеко, что стал сообщать сведения о несуществующих людях. Мадам явно позабавила его находчивость, и прежде чем подняться наверх, чтобы сменить дорожную одежду, она похлопала Роджера по руке и сказала:
– За обедом ты расскажешь мне все-все страсбургские сплетни, мой маленький кузен.
Поэтому, когда подошло обеденное время, мэтр Леже послал за Роджером служанку Эме.
Компания за столом состояла из мэтра и мадам Леже, Манон Прюдо, Брошара и Роджера. Угощение было обильным, и все пребывали в отличном
Затем, очевидно наслаждаясь порученной ролью, мадам Леже вновь стала расспрашивать своего новоиспеченного кузена о страсбургских родственниках. Роджер отвечал почти не задумываясь, как и ранее, и продолжал развлекать общество забавными историями, но внезапно его обескуражили слова Манон:
– Я, конечно, член семьи по линии Леже, но должна признаться, что никогда не слыхала и о половине упомянутых вами родственников.
Быстро собравшись с мыслями, Роджер улыбнулся ей:
– Это вполне понятно, мадемуазель. Моя семья исключительно велика, и даже мадам едва ли помнит некоторых людей, о которых я говорил.
– Возможно, у вас есть родственники и в Англии? – небрежно осведомился Брошар.
Роджер сразу же понял, что вопрос вдохновлен все еще неудовлетворенным любопытством относительно письма, которое он недавно получил, и, зная, что письма будут приходить и далее, он отважился на смелый ход.
– Да, месье, – вежливо ответил Роджер. – Моя крестная вышла замуж за англичанина по фамилии Джексон и теперь живет в Хемпшире. Только прошлой весной я провел несколько месяцев в их доме и обязан этому визиту своим знанием английского.
– Совсем об этом забыл, – сухо улыбнувшись, заметил мэтр Леже и, очевидно желая испытать изобретательность Роджера, начал расспрашивать его о пребывании в Англии.
Здесь Роджер оказался на куда более безопасной почве, хотя никто из присутствующих об этом не догадывался, и смог вызвать искренний смех, рассказывая об обычаях их традиционных врагов, которые французы считали странными и варварскими. Но юноша не преминул подчеркнуть, что они с крестной очень любят друг друга и поддерживают постоянную переписку.
К концу обеда мэтр Леже сказал, что нашел общество своего юного протеже необычайно интересным и поэтому Роджер должен время от времени обедать с ними. Услышав это, мадам приподняла четко подведенные брови над большими голубыми глазами и воскликнула:
– Ты имеешь в виду, что до сего дня позволял моему молодому кузену питаться с учениками в кухне? Какой стыд! Впредь он должен есть с нами.
– Вы очень любезны, мадам, – возразил Роджер, опасаясь, что мэтр Леже этого не одобрит, – но мне бы не хотелось навязываться или обижать моих коллег, давая им понять, что занимаю в доме более высокое положение.
– Это не будет навязчивостью, – улыбнулся адвокат, – так как мадам любит общество молодых людей. Можете сказать остальным, что таково пожелание моей супруги вследствие вашего родства с ней.
Таким образом, благодаря доброму отношению мэтра Леже и собственной сообразительности, перед Роджером внезапно открылась более интересная жизнь. Каждый вечер он обедал в комфортабельной обстановке и наслаждался увлекательной беседой. Вдобавок ему разрешили пользоваться гостиной, где он играл в карты с мадам и Манон или читал книги из роскошной библиотеки мэтра Леже. Иногда семья приглашала друзей на музыкальный вечер, и Роджер пытался играть на виолончели, но у него не было слуха, и квартету Леже при исполнении камерной музыки от него было мало толку.
В первую неделю декабря Роджер снова увидел Атенаис, но опять лишь мельком, когда она проезжала мимо в карете и даже не взглянула в его сторону. С того памятного Роджеру воскресенья она ни разу не появилась в соборе, но по-прежнему терявшегося в догадках юношу немного утешила мысль о том, что причиной ее отсутствия на мессах была не болезнь. Маленькое личико девушки, обрамленное наступившей зимой меховым капюшоном, выглядело здоровым и таким же очаровательным.
Вскоре Роджер получил ответ на второе письмо к матери; она сообщала, что отправила его одежду и другие вещи, которые могут ему пригодиться, в большом морском сундуке его отца – прочном, вместительном и оснащенном крепким замком. Затем, в двадцатых числах, Роджер получил уведомление, что его вещи прибыли на барже из Сен-Мало, и отправился на причал.
К своему огорчению, молодой человек узнал, что должен уплатить высокую пошлину за некоторые предметы, содержавшиеся в посылке, но Брошар выдал ему деньги авансом, и он с радостью получил запас одежды и другие полезные вещи. В конторе Роджер объяснил, что в сундуке был багаж, который он брал с собой в Англию, посещая крестную прошлой весной, и который должен был прибыть в Рен к моменту его приезда, но застрял в пути на несколько месяцев, поэтому он оказался лишенным предметов первой необходимости.
Рассортировав вещи, Роджер продал треть из них, что помогло ему возместить полученный аванс и купить маленькие рождественские подарки мэтру и мадам Леже, Манон, Брошару и Катрво. Так как французы привыкли обмениваться подарками на Новый год, они удивились, получив их 25-го числа, но мэтр Леже, сам того не осознавая, спас положение, заметив, что немцы всегда отмечают Weihnachtsfest 68 , а не Nouvelle Annee 69 .
Когда наступил Новый год, скромные рождественские подарки Роджера были возмещены с лихвой. Катрво рассказал Манон об издевательствах, которым подвергал Роджера Юто, а та сообщила об этом мадам Леже. Обе женщины освободили маленькую каморку на лестничной площадке и меблировали ее, как спальню. Утром Нового года они завязали Роджеру глаза, отвели наверх и сняли повязку, продемонстрировав ему новую обитель.
68
Рождество (нем.).
69
Новый год (фр.).
Комнатка была крошечной и не имела окон, но она принадлежала только Роджеру, а это означало конец ночным операциям с канатом. Роджер был вне себя от радости, которую его благодетельницы восприняли как награду за хлопоты.
Таким образом, с началом 1784 года для Роджера наступил более счастливый период. Правда, работа по-прежнему была монотонной, перспективы не вдохновляли, а отношения с Атенаис оставались на прежней стадии, но он был свободен от Юто, хорошо накормлен и одет, а также принят в члены веселого и приятного семейства.