Шпион вышел вон
Шрифт:
Гуттен морген, дранг нахт остен! – говорит он.
… – вскидывает руку в нацистском приветствии шимпанзе.
… – умирает от счастья зал.
Битте дриттте, айн цвайн митте! – говорит с армянским акцентом человек в галифе.
Только быть вам фрицы битым! – говорит он.
Ихтен шмихтен дринге бюст, – говорит он.
Баты шматы дирли дюст, – говорит он.
… – кивает шимпанзе под рев счастливого зала.
Как вас звать, величать? – говорит мужчина.
… – ждет обезьяна.
Может, Ганс? – спрашивает циркач.
… – молчит
Адольф?! – говорит циркач, зал снова грохочет.
…мотает головой шимпанзе.
Эрнест?! – говорит циркач.
Шимпанзе яростно кивает. Циркач, разведя гармошку, играет что-то вроде марша Мендельсона, после чего говорит:
Небось, в честь штурмовика Эрнеста Рема назвали? – говорит он.
Шимпанзе кивает, выкидывает лапу в нацистском приветствии. Гогот зала. Мужчина начинает играть на гармошке что-то бравурно-патетическое, из-за чего становится похож на клоуна Карандаша, развлекающего советских солдат на передовой. Поет поганым голосом старшего Райкина, но по-прежнему с сильно выраженным армянским акцентом:
Вы уж будьте так любезны милый фриц, – поет он.
Вы при виде наших танков лягте ниц, – поет он.
Как дойдет наша пехота до Берлина, – поет он.
Вы поймите сдаться вам необходимо, – поет он.
Обезьяна мотает головой, пытается убежать от циркача, который, уподобившись Цезарю, делает три дела одновременно: скачет вокруг животного, танцуя гопака и играя и напевая одновременно («пусть цветут сто цветов» как сказал товарищ Мао – В. Л.). В общем, перед нами обычная третьесортная поделка, которыми потчуют солдат на передовой во всех странах. Кружась, постепенно шимпанзе теряет автомат, каску, начинает выглядеть очень растерянно – примерно как А. Шикльгрубер в 1944 году, – и становится на колени. Зал смеется и аплодирует в такт песне.
…от и так, ебать вас в сраку! – заканчивает петь циркач.
Обезьяна убегает за кулисы (нет, не вспомнил – В. Л.), роняя по пути штаны, и показывая голый зад. Экстаз зала. Камера стремительно возвращается на какой-то из рядов – и мы снова видим тот Зад, что привлек наше внимание. Его обладательница вновь поворачивается и смотрит на нас уже несколько иначе, с поволокой… Мы видим в ее взгляде обещание, она Раскраснелась… перед нами – стандартное начало советского романа (а еще они начинались в библиотеке, в колхозе и на стройке – В. Л.)
Огни, шум.
Фокусировка кадра. Мы видим артиста в галифе, который пересчитывает рублевые купюры. В углу помещения – заставленного кассовыми аппаратами, афишами, реквизитом, – резвится с бананом шимпанзе (да-да, именно то, о чем вы подумали – В. Л.). Мы видим директора цирка. Он выглядит, как настоящий коммунист из эпопей «Вечный зов» и щурится так же придурковато. На нем – серый советский костюм. Он (директор, хотя мог бы и костюм) говорит:
Браво, товарищ Варданян, – говорит он.
Еще полгодика и поднимем Вам ставку! – говорит он.
А, ара, спасибо, – говорит он.
Эрнестика моего не забудь, – – говорит он.
Он мине как сын билядь, – говорит он.
Эрнест Варданян! – говорит он.
Шимпанзе подпрыгивает, скалится. Циркач ладит скотину, натешившуюся с бананом, по голове. Уходит, взяв обезьяну за ру… лапу. Мы глядим им вслед глазами директора. Раскрытая дверь, свет, шум. Камера выглядывает из-за двери и мы оказываемся в следующей ретроспективе.
Ретроспектива-2
Все тот же зал, те же лица, только штукатурка кое-где потрескалась и ковер уже потертый. Красные цифры под куполом. «В 1989 год!!!».
Мужчина– циркач одет в галифе и гимнастерку, но знаки отличия и звезды на ней спороты. Мужчина снова поет по-армянски.
Ебаный твой рот, горила, – поет мужчина.
Где ты на хуй там застряла, – поет он.
Я те я рот блядь дзы и в уши, – поет он.
Ебать в сраку, – говорит он фразу, на которой шимпанзе приучен выбегать на арену.
Снова выбегает шимпанзе.
Гомерический хохот.
Крупный план – шимпанзе Эрнест, в форме бойца НКВД, с фуражкой – почему-то офицера танковых войск, – и автоматом «ППШ» на боку. На ногах шимпанзе – начищенные до блеска сапоги. Шум, смех, крики «браво». Мужчина играет на гармони и говорит:
Добрый день товарищ вертухай! – говорит он.
… – отдает честь по-советски шимпанзе.
… – умирает от счастья зал.
Что, братишка, норму поднял?! – говорит с армянским акцентом человек в галифе.
Снова пайку у нас отнял?! – говорит он.
На лесоповал послал, – говорит он.
И посылку отобрал, – говорит он.
… – кивает шимпанзе под рев счастливого зала.
Как вас звать, величать? – говорит мужчина.
… – ждет обезьяна.
Может, Никита? – спрашивает циркач.
… – молчит шимпанзе.
Иосиф?! – говорит циркач, зал снова грохочет.
…мотает головой шимпанзе.
Эрнест?! – говорит циркач.
Шимпанзе яростно кивает. Циркач, разведя гармошку, играет что-то вроде марша Мендельсона, после чего говорит:
Небось, в честь коммуняки Эрнеста Тельмана назвали? – говорит он.
Шимпанзе кивает.
Зал ревет, люди размахивают газетами, мы видим мельком заголовки.».. ласность и перестро…», «Ускорени… и хозрасче..», «… ожектор перестрой…».
Снова кабинет директора, это уже другой человек, он больше смахивает на продюсера Айзеншписа. Небрежно бросает пачку купюр артисту. Тот говорит: