Шпионка для тайных поручений
Шрифт:
А вот Флоримон ее смущением наслаждался.
— Прежде я считал вас девицей чопорной и пресной, как и многие перезревшие особы… Думал продать вас польскому королю. Он, говорят, любит умных женщин. Или одному англичанину, безродному, но безмерно богатому, который мечтает жениться на аристократке. Мало ли куда можно было бы вас пристроить… Но после того, как вы так мастерски выкрали у меня конверт… Заметьте, я ведь ждал этого, но почти не уловил момент, когда вы это проделали. В воровских шайках новичков такому трюку обучают специально, тратят на это немало времени, а тут — природная хватка! У
— Думаете, я стану воровкой?
— Фу, зачем так грубо! Воровкой! Знатная дама! Нет, мы выведем вас в свет. Найдем вам мужа-аристократа, который умрет, едва вы с ним обвенчаетесь…
Соня вздрогнула.
— Хотите сказать, вы его убьете?
— Что вам все мерещатся всяческие ужасы! Если хотите знать, я вовсе не сторонник убийств. Человека, который вам мешает, можно убрать другим способом. Везде нужны рабы, и прежде, чем умереть, любой человек может поработать на благо другого человека… Но я отвлекся.
Он вытащил из-за пояса большой, блеснувший золотом пистолет, и Соня невольно отшатнулась, но, заметив, что Флоримон за нею наблюдает, опять смутилась.
— Скажите, мадемуазель Софи, почему вы испугались? Вы боитесь оружия? Мне не показалось, что вы такая уж трусиха.
— Нет, — она взяла себя в руки и спокойно пояснила: — Просто я в какой-то момент подумала, что вы хотите в меня выстрелить.
— А-а, ну это другое дело. Отблеск металла вы приняли за жажду убийства. Наверное, любое оружие в руках человека придает ему зловещий вид… И как вам этот пистолет? — Он положил оружие на ладонь и позволил Софье его как следует рассмотреть.
Хотя княжна и не разбиралась в оружии, оно ее почему-то завораживало. Как и в самый первый раз, когда она взяла в руки пистолет Григория. Этот был гораздо больше и, как она решила, красивей. На рукоятке из полированного дерева была узорная золотая насечка. Ствол длинный, слегка конический.
— Это английский пистолет, — горделиво пояснил Флоримон, так, будто он сам соорудил это оружие. — Скажите честно, какие мысли он у вас вызывает?
— Мне хочется взять его в руки и пальцем нажать вот на эту штучку, — она показала на курок.
— Так возьмите и нажмите, — разрешил Флоримон.
— Вы позволяете? — оживилась Соня; Флоримон, к своему сожалению, считал, что она прежде оружия в руках не держала, и не представлял, что она знает, как взвести курок.
Флоримон не развязал или хотя бы ослабил путы на ее руках, предоставляя Соне неловко взять пистолет двумя руками. Как только оружие оказалось в ее руке, княжна сразу почувствовала себя увереннее: вот тот самый случай, о коем она размышляла совсем недавно.
Эх, если бы она могла вот так прямо выстрелить в его лицо! Сейчас он уже готов забрать пистолет из ее рук, сожалея о своем поступке, но боится сделать неосторожное движение, чтобы ее не испугать, — он знает, что может натворить женщина с перепугу!
Увы, как, оказывается, сложно выстрелить в человека, который к тому же сидит так близко!..
Чтобы не поддаться искушению, которое чуть ли не толкало ее под руку — нажми на курок! нажми на курок! — она перевела ствол на окно и выстрелила в него.
И в то же мгновение началось невообразимое. Карету занесло в сторону, раздался треск, скрежет — сидящих внутри Софью и Флоримона сильно качнуло, потом бросило друг на друга, и повозка остановилась.
— О мой бог! — прошептал побледневший Флоримон. — Карету могло сбросить в пропасть.
Он попытался открыть дверцу — не тут-то было! Оказалось, что его карета зацепилась колесами за колеса мчавшегося навстречу экипажа. Причем в первый момент, не разобравшись, в чем дело, кучеры обеих карет стали стегать своих лошадей, чем еще больше усугубили положение. Лошади, хрипя, тянули экипажи в разные стороны, еще крепче цепляя их друг за друга.
Соня услышала, как снаружи громко закричал какой-то мужчина:
— Помогите, мсье Флоримон, спасите, меня бьют!!
Флоримон, чертыхаясь, стал бочком выбираться из кареты. Вскоре княжна услышала его оправдывающийся голос и надменный женский, негромко отдающий какие-то приказания.
Софья поняла, что, если сейчас она не попытается освободиться, подобная возможность ей может больше не представиться. Она просунула свои связанные ноги в заклинившуюся, но приоткрытую дверцу кареты. Очевидно, встречный экипаж сильно прижал ее своим боком.
Совсем рядом фыркали лошади. Кажется, их решили для удобства выпрячь из карет.
Соня продолжала протискиваться, потихоньку опуская вниз ноги. Она уже коснулась ими земли, как вдруг карета дернулась и Соня кулем свалилась на землю. Прямо к ногам красивой, роскошно одетой женщины.
6
— Если бы вы знали, дружище Себастьян, как мне погано! — проговорил Григорий Тредиаковский барону де Кастру, машинально вцепившись в стакан с вином, который подал им Валентен. — Никогда до сей поры никто не мог обвинить меня в предательстве или что я бросил кого-то в беде. А теперь… Почему бедная девушка должна была заплатить своей свободой за свободу пусть и двоих, но совершенно незнакомых ей людей? Согласитесь, Себастьян, мы поневоле спрятались за ее спину, вместо того чтобы заслонить собой… Мы ухватились за первое же предложение ничтожного человека, преступника, не придумав ничего своего, не приняв никаких контрмер, отдались на его злую волю, а ведь он почти был в наших руках!
Оба молодых мужчины вроде бы достигли своей цели. То, за чем они стремились в Марсель, сделано. Но они не хотели расставаться, как если бы нечаянно вдвоем совершили преступление и теперь оказались повязаны между собой кровью.
Работорговец по кличке Меченый не обманул их: обеих девушек, которых они разыскивали, за свободу которых заплатили целое состояние, он отпустил, как и обещал, и бывшие пленницы ехали теперь домой под надежной охраной.
Григорий о деньгах не печалился. Он знал, что императрица не станет упрекать его за столь великую, по его мнению, трату. Это было делом чести. Государыня обещала Шаховским во что бы то ни стало вернуть их дочь. Григорий выполнил ее обещание и теперь мог ждать от нее награды, а вовсе не упреков в расточительности. Однако ожидание почестей больше не вызывало радости у молодого человека.