Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ
Шрифт:
Стоило мне только открыть дверь, как он схватил меня за руку и втолкнул внутрь. Там, не произнося ни единого слова, он крепко сжал меня в объятиях и поцеловал.
Papa и Фидель болтали и шутили, пока им подавали вино, икру и шампанское, и обменивались воспоминаниями. За беседой прошли несколько часов. Я выходила и возвращалась, и papa заметил, как при этом Фидель смотрит на меня, но в тот раз ничего не сказал. Эти двое, похоже, поладили и испытывали взаимное доверие. Фидель признался, что не чувствует себя политиком, и его угнетает ответственность за выполнение всех тех обещаний, которые он дал ранее. Он упомянул сахар, пятьдесят
– Делай, что хочешь, только не серди северного брата.
– Капитан, три четверти острова принадлежат Рокфеллеру, это несправедливо, – ответил Фидель, имея в виду знаменитое американское семейство, владевшее «Юнайтед фрут компани», корпорацией с плантациями еще и в Колумбии, Коста-Рике, на Ямайке, в Никарагуа, Панаме, Доминиканской Республике и Гватемале, в которой они сумели приобрести сорок два процента земель.
Papa настойчиво рекомендовал Фиделю быть осторожнее именно из-за событий в Гватемале. Правительство Хакобо Арбенса в 1954 году национализировало многие земли «Юнайтед фрут», что, наряду с необоснованными подозрениями Вашингтона о связях Гватемалы с коммунизмом, привело к тому, что ЦРУ помогло организовать и совершить государственный переворот, установивший военную диктатуру. Я помню, как papa сказал Фиделю: «Есть разные способы действовать и разные способы бездействовать. Ты находишься в очень деликатном положении. Нужно быть осмотрительным».
Они все говорили и говорили, пока не наступил час ужина. Тогда мы прошли в ресторан первого класса и уселись за капитанский стол. Многие туристы подходили за автографом. Несмотря на то, что его часто отвлекали, Фидель находил время подержать меня за руку под столом и обмениваться взглядами. Он даже спросил, не смогу ли я остаться и помочь ему с переводами. Papa не разрешил, объяснив отказ тем, что мне нужно закончить учебу. Им с мамой надоел мой бродячий образ жизни, и они хотели, чтобы я наконец бросила где-нибудь якорь, поэтому записали меня на бухгалтерские курсы в «Школу секретарей, банкиров и коммерсантов» в Нью-Йорке.
«Берлин» отплывал той же ночью, и у нас с Фиделем почти не осталось времени. Я не хотела уезжать, но пришла пора прощаться. Я вручила ему коробок спичек из бара с номером телефона квартиры в Нью-Йорке. В ней я жила с братом Джо, пока тот учился на факультете международных отношений Колумбийского университета. В ту минуту, когда он взял спички, я поняла, что мы непременно увидимся. Не знаю, когда и как, главное – он тоже этого желал. Мы переглянулись и обменялись понимающими улыбками. В моей жизни еще никогда не случалось ничего подобного: я была от него без ума. Говорят, у влюбленных в животе порхают бабочки. В моем случае речь шла скорее о слонах.
Я проводила Фиделя до места, где все оставили оружие, и призналась:
– Я буду скучать по прекрасной Кубе… И по тебе буду скучать…
– Я тоже буду скучать. Но я буду думать о тебе, и мы очень скоро увидимся снова, – ответил он.
Позже я подошла к papa и сказала:
– Он мне нравится.
– С ним приятно общаться, он очень умный, – услышала я в ответ. – Мне он показался хорошим человеком, хотя ему еще понадобятся жизненные ориентиры. Он не политик, он – революционер.
Я взобралась на самый верх корабля, откуда была видна вся Гавана. От пейзажа захватывало дух: изумительная бухта и мерцающий огнями ночной город. Только я была не в состоянии любоваться видами: по мере того как удалялись лодки, мне становилось все грустнее и грустнее.
В ту же ночь корабль отправился в обратное путешествие. Из Нью-Йорка papa продолжил путь в Германию, а мы с Джо остались в квартире одни: мама уехала с военными в Гейдельберг. Я должна была ходить на занятия, чтобы продолжить образование, но вместо этого занималась тем, что читала все, что могла найти о Фиделе, включая статьи Герберта Мэтьюса, репортера «Нью-Йорк таймс», который брал у него интервью в Сьерра-Маэстра. Мыслями я все еще была в той каюте или в укромном уголке между спасательными шлюпками, вспоминая его глаза и его тело.
Вскоре мне представился случай убедиться, что не только мне не дают покоя воспоминания о нашей встрече. В те дни Джо посещал семинар профессора Колумбийского университета Фрэнка Танненбаума о Латинской Америке. На него приехал Рауль Роа Гарсия, сын новоиспеченного министра иностранных дел при правительстве Фиделя, сам недавно назначенный представителем Кубы в ООН. Раулито Роа рассказывал студентам о задуманной Фиделем аграрной реформе на Кубе, что конечно же не могло не привести к обсуждению событий в Гватемале. Когда встреча закончилась, гость попросил моего брата задержаться, но не для того, чтобы продолжить разговор о политике, а чтобы передать «личное сообщение от Фиделя».
– Твоя сестра – всегда желанный гость кубинского государства, – такими были его слова. – Мы ее примем наилучшим образом.
Роа говорил серьезно, и я поняла, что очаровала Команданте, когда всего через три дня после возвращения «Берлина» в Нью-Йорк в квартире брата зазвонил телефон. Я готовила и сняла трубку, продолжая помешивать желатин. Женщина-оператор международных переговоров поинтересовалась, приму ли я звонок с Кубы. Тарелка выскользнула у меня из рук и разбилась на тысячу осколков. Тут я услышала голос Фиделя.
– Это ты, немочка?
– Да, да, да! – прокричала я, не в силах сдержать волнения. – Ты позвонил, ты не забыл обо мне!
– Я человек чести, – ответил голос, от которого я таяла и плавилась изнутри.
Он спросил, не хочу ли я приехать на Кубу, и я, ни секунды не медля, взволнованно ответила: «Да, да, конечно!», не думая ни о чем, кроме возможности снова находиться рядом с ним.
– Завтра я пришлю за тобой самолет.
С воодушевлением я принялась складывать вещи. Я не собиралась просить разрешения у Джо, потому что была уверена: он не разрешит, даже если я попытаюсь его убедить. Так что я ему ничего не сказала, а на следующий день взяла канцелярскую кнопку и прикрепила ее на карту мира. В то самое место, где была изображена Гавана. Я вышла из дома 4 марта 1959 года в сопровождении трех кубинцев, которые приехали за мной: капитана, чье имя я не помню, Педро Переса Фонте и Хесуса Янеса Пеллетье, известного как «человек, спасший Фиделя». В 1953 году, исполняя обязанности военного инспектора тюрьмы Бониато в провинции Сантьяго-де-Куба, он сообщил о попытке отравления адвоката, осужденного после нападения на казармы Монкада.
Вчетвером мы направились в аэропорт Айдлуайлд (сегодня он носит имя Джона Кеннеди) и сели на борт самолета кубинских авиалиний. Кроме нас и стюардессы на воздушном судне никого не было. Мне подали кофе и пудинг и принесли выпуск журнала «Богемия». Так началось путешествие, которое навсегда изменило всю мою жизнь.
Мы приземлились в Гаване, где нас уже ждал джип. На мой вопрос о том, куда меня везут, они ответили одним словом, которое для Кубы и для меня на ближайшие несколько месяцев вмещало все: