Шпионские игры царя Бориса
Шрифт:
Князь Василий быстро зашагал в покои, где верный человек разместил дьяка Казанского приказа. Воевода первым поклонился Афанасию Ивановичу:
— Радость-то какая для меня, что такой гость пожаловал! Афанасий Иванович, устраивает ли опочивальня?
— А мне в ней ночью почивать не придется. Как приехал, так и уеду.
— Куда же, боярин?
— В Архангельск по государеву делу.
— Но отобедать-то у меня изволишь?
— Если время позволит. Мне надобно с тобой поговорить, потом с принцем Густавом встретиться, но так, чтобы об этом никто не знал. Можем ли мы с принцем Густавом увидеться так, чтобы даже слуги твои не знали, кто я, а разговор наш внимания не привлекал.
— Так тогда лучше всего встретиться за обедом. Пригласили к столу еще одного человека, такое нередко бывает. А я сам даже жену к обеду не позову. Будут за столом только принц, Катарина…
— Какая еще Катарина?
— Жена принца, можно сказать. Только живет он с ней срамно, невенчано, да и происхождения она простого. Только и может, что в кровати стонать греховно. Стыд и срам один!
— Ну, это не нашего ума дела, с кем по ночам проводит время Его Высочество.
Воевода смутился после такого замечания, а дипломат продолжил:
— Сам на обеде том будь, но помни, никому о сказанном за обедом ни слова.
— Само собой, боярин. Вот те крест! Только… — князь на секунду замялся.
— Что еще.
— По-русски принц Густав не говорит. Ты боярин, я слышал, языки знаешь. А то вчера вечером пришлось за стол купца Тимофея Выходца сажать, чтобы переводил.
— А вот Тимофей пусть тоже пообедает. Ему полезно будет послушать.
Воевода остолбенел. Какого-то купца допускали к строжайшим тайнам государственным и к тому же сажали за один стол с князем, боярином и принцем!
Вспомнил князь, представитель древнего рода, что сам Афанасий Власьев — в отличие от него — худородный провинциальный дворянин, и никогда бы он не стал боярином, не цени его за что-то царь Борис. «Ну и времена пошли!» — подумал он про себя. Но подобные эмоции не отразились на лице воеводы Ивангорода, он по-прежнему оставался любезным и послушливым.
— Как скажешь, боярин, так и будет, — произнес он.
— Постой, — вспомнил Власьев. — Василий Иванович, объясни, а почему ты воевод князя Петра Кропоткина и Третьяка Вельяминова за стол усадить не хочешь? Да, ты — первый воевода. Но они — твоя правая рука, да рука левая. А ты от них тайны хранишь.
— Я дела с ними не делаю, я тайно от них все важное делаю.
— Да почему?
— А кто таких дураков воевод присылает?
Дьяк Казанского дворца изумленно посмотрел на него. Князь Василий и сам сообразил, какую несусветную глупость спорол. И сообразив, что дураком оказался он сам, торопливо проговорил:
— Государь не ведает, кого прислали.
— Ведает, как не ведать. Да ты не бойся, воевода, мы здесь одни, а я с доносом не побегу. А что без воевод своих всё решаешь, то дело твое. Но я бы так не поступал.
Трудно было понять Власьеву, то ли воеводы и впрямь глупы, то ли Буйносов-Ростовский не желает властью с ними делиться. А разбираться и в этой проблеме было недосуг. Чтобы сменить тему, дьяк Казанского дворца произнес:
— А опочивальня и впрямь неплохая. — Сейчас поговорю с тобой о делах и, может, до обеда и в самом деле еще поспать успею. Молви, почему Осипов бежал в Нарву, и что он мог рассказать?
Князь Буйносов-Ростовский помрачнел, казалось, втянул голову в плечи и стал ниже ростом.
— Каюсь, виноват, недосмотрел…
Не добившись ответа по существу, дьяк изрядно отругал собеседника. После чего задал еще один вопрос:
— Ну а что в Нарве горожане думают, чего хотят?
Воевода воспрял духом и стал вполне компетентно докладывать, что по сведениям бывавших в городе купцов, почти все в Нарве против поляков, бюргеры вполне могут восстать против небольшого отряда королевских войск…
Принц Густав после ухода ивангородского воеводы почувствовал себя обиженным и испытал недоумение. «Почему меня не везут немедленно в Москву, не устраивают встречу с царем, заставляют ждать? Зачем тогда было приглашать на Русь? Сиди теперь в этих покоях, скучай».
Неожиданно раздался стук в дверь опочивальни, куда после завтрака отвели Густава и Катарину. Стоило Густаву крикнуть: «Войдите!», как появился Аксель Тролле и какой-то местный слуга с дорожной сумкой.
— Ваши вещи прибыли, — доложил Аксель.
Нарвский ратман Арманд Скров сумел сдержать обещание и переправить одежду беглецов на русский берег реки Наровы.
— Ой, как хорошо! — хлопнула в ладоши Катарина, как только Скров и слуга ушли, и быстро стала переодеваться, не стесняясь любимого мужчины.
— Как я теперь выгляжу? — поинтересовалась уроженка Данцига. — Это русское платье, которое мне вчера пришлось надеть, чтобы не ужинать в мужском костюме нарвского извозчика, было бесформенным и скрывало абсолютно всё.
— Да, европейское платье более откровенно, — с серьезным видом признал Густав. — И именно поэтому мне хочется сейчас тебя раздеть.
— Ненасытный, — кокетливо произнесла Катарина. — Тебе мало прошедшей ночи?! И ведь не первый год меня знаешь, мог бы и поостыть.
— Да, я по-прежнему хочу тебя так же, как в первый день нашего знакомства, когда я настоял, чтобы ты ушла со мной от своего мужа и тут же познал тебя в каморке, где тогда жил. Ты будешь желанна для меня всю жизнь.
С этими словами принц стал расстегивать платье данцигской горожанки. Катарина подумала, что и в самом деле лучше поспала бы после бурной ночи, но… как можно перечить любовнику-аристократу после четкого обещания связать с ней всю жизнь?!
Через десять минут, проходя мимо опочивальни принца, князь Буйносов-Ростовский вновь услышал откровенные женские стоны. Воевода перекрестился, подумал, что вечером точно надо было бы вызвать к себе в спальню супругу, и недовольный пошел дальше.
Принц Густав и Катарина перестали предаваться любви только после того, как их пригласили к обеду.