Шпионский берег
Шрифт:
— Кто меня искал?
— Кто-то ищет тебя? — говорит Деклан.
— Была некая женщина, нездешняя. Я слышала, вчера она была на почте и спрашивала, как найти ферму Блэкберри.
Мужчины смотрят друг на друга, затем на меня.
— Для меня это новость, Мэгги, — говорит Бен.
Джанин приносит мне кофе. Он слабенький, но, по крайней мере, не сожжен, как у Лютера. Мы ждем, пока она уйдет, прежде чем продолжить разговор. Для нас это просто сила привычки. Причина, по которой мужчины всегда выбирают эту кабинку, заключается в том, что она напоминает безопасно изолированный аванпост, вдали от любопытных ушей.
— Тебя это беспокоит? — спрашивает Деклан.
— Я не знаю, повод ли это для беспокойства.
—
— Только ферма. Это может ничего не значить. Откуда ей знать, что именно я там живу?
— Они могут узнать все, что угодно, если действительно захотят.
Мы замолкаем, когда два посетителя встают из-за своего столика и проходят мимо нас к кассе. Наступившая тишина дает мне возможность обдумать слова Деклана. Если действительно захотят. Это как раз то, на что я и рассчитываю, что я не стою того, чтобы меня выслеживать. Всегда есть рыба покрупнее, а я всего лишь мелкая рыбешка. Или, может быть, рыба среднего размера. Зачем прилагать усилия, чтобы выследить женщину, которая не хочет, чтобы ее нашли? За шестнадцать лет, прошедших с момента моей отставки, я постепенно ослабила бдительность. Теперь я настолько привыкла быть птицефермом из маленького городка, что сама начала верить, будто я только фермер и есть. Так же, как Бен — всего лишь вышедший на пенсию продавец гостиничных принадлежностей, а Деклан — всего лишь вышедший на пенсию профессор истории. Мы знаем правду, но храним секреты друг друга, потому что у каждого из нас есть свои, которые необходимо охранять.
Взаимный шантаж безопасен.
— Мы приложим уши к земле, — говорит Бен. — И узнаем, кто эта женщина.
— Буду признательна, спасибо. — Я положила два доллара на кофе.
Деклан говорит: — Ты придешь сегодня в книжную группу? Прошло два месяца с момента твоего последнего посещения. Мы скучаем по тебе.
— Какую книгу вы обсуждаете?
— Путешествие Ибн Баттуты. Ингрид её выбрала, — говорит Бен.
— Я уже читала её.
— Тогда ты можешь дать нам пояснения, — говорит Деклан, — потому что мы с Беном еще не сделали домашнее задание. Сегодня вечером мы встречаемся в доме Ингрид и Ллойда. В шесть часов мартини. Имея в своем распоряжении несколько таких людей, возможно, мы сможем пропустить обсуждение книги и вместо этого сразу перейти к рассмотрению местных сплетен. Можем ли мы рассчитывать на тебя?
— Я подумаю.
— Это не ответ, — рывкает Бен. Он пытается заставить меня прийти. Мне всегда было интересно, насколько хорошо этот образ гангстера работал на него, когда он был в поле. Меня он, конечно, никогда не пугал.
— Хорошо, я буду там, — говорю я.
— А я прослежу, чтобы твоя любимая водка была со льдом, — говорит Деклан.
– “Бельведер”.
Деклан смеется. — Ну правда, Мэгс, неужели ты думаешь, я забыл, какую ты любишь водку?
Конечно, он знает, что я предпочитаю водку. За красивой шевелюрой Деклана скрывается умение разбираться в деталях и талант к иностранным языкам, который и позволил ему выучить их семь. Я сдалась на трёх.
Вернувшись в машину, я еду домой по проселочным дорогам, ухабистым от наледи, через черно-белый пейзаж с голыми деревьями и заснеженными полями. Это не то место, где я представляла себя в конце своей жизни. Я выросла в месте, где было пыльное, жаркое и ослепительно яркое лето, и моя первая зима в штате Мэн была непростой. Я научилась колоть дрова, ездить по льду и размораживать замерзшие трубы, и я поняла, что человек никогда не бывает слишком старым, чтобы адаптироваться. Когда я была молода и представлял себе обстановку для идеального уединения, я мечтала, что это будет вилла на вершине холма на острове Самуи или домик на дереве на полуострове Оса, где мне будут петь серенады птицы и обезьяны-ревуны. Это были места, которые я знала и любила,
Потому что они ожидали, что я буду именно там. Быть предсказуемым — это всегда первая ошибка.
На моем телефоне раздается звуковой сигнал.
Я опускаю взгляд на экран, и то, что я вижу, заставляет меня нажать на тормоза. Я съезжаю на обочину и смотрю на изображения. Это видеозапись с моей системы безопасности. Кто-то только что вошел в мой дом.
Я могла бы позвонить в местную полицию, чтобы она отреагировала, но они наверняка зададут вопросы, на которые я, возможно, не захочу отвечать. В полицейском управлении Пьюрити работают всего шесть штатных сотрудников, и до сих пор у меня не было никаких причин взаимодействовать с ними. Я хочу, чтобы так и оставалось, даже если это означает, что мне придется справляться с возникшей ситуацией самостоятельно.
Я выезжаю обратно на дорогу.
Когда я проезжаю мимо колоннады сахарных кленов и останавливаюсь перед своим фермерским домом, мой пульс уже несётся галопом. На мгновение я остаюсь в своем грузовике, глядя на крыльцо. Ничто не выглядит необычным. Входная дверь закрыта, а лопата для снега лежит там же, где я ее и оставила, прислонившись к стопке дров. Злоумышленник хочет ослабить мою бдительность, заставив поверить, что все в порядке.
Я сыграю по его правилам.
Я вылезаю из грузовика и несу мешок с картошкой и корм для цыплят на крыльцо. Там я бросаю их, позволяя им приземлиться с громким стуком. Когда я достаю ключи от дома, каждый нерв ощущается чрезвычайно настроенным, усиливающим каждое ощущение. Шелест ветвей дерева, поцелуй холодного ветра на моей щеке.
Я замечаю, что нить накала на моем дверном косяке сломана.
Это такая примитивная тактика в наш электронный век домашнего наблюдения, но цифровые системы могут выйти из строя или быть взломаны. За последние несколько месяцев я стала беспечна, не всегда утруждая себя закреплением этой нити, тонкой, как паутинка, но то, что я услышала сегодня утром в доме Лютера, заставило меня возобновить эту предосторожность.
Я отпираю дверь и толкаю ее ботинком, и в поле зрения появляется прихожая. Мои ботинки выстроились в ряд под скамейкой, пальто висят на крючках. Пол зернистый от въевшегося песка и грязи. Пока все выглядит нормально. Слева от меня находится гостиная. Я заглядываю в дверной проем и вижу диван, кресла с подголовниками, сложенные дрова у камина. Незваного гостя не видно.
Я поворачиваю направо и захожу на кухню, стараясь не наступать на половицу, которая неизменно скрипит. Я вижу свою кофейную чашку и тарелки из-под завтрака в раковине, кожуру грейпфрута в ведре для компоста. Рассыпанные гранулы сахара искрятся на столе. Все так, как я оставила, за исключением одной вещи: запаха незнакомого шампуня.
Проблемная половица скрипит у меня за спиной. Я поворачиваюсь лицом к незваному гостю.
Она молода и гибка, и двигается с легкой грацией спортсменки. Чуть за тридцать, с прямыми черными волосами и прямой челкой, темными глазами, славянскими скулами. Она кажется на удивление невозмутимой, несмотря на то, что дуло моего "вальтера", который я ношу с собой с момента моего утреннего разговора с Келли, теперь направлено ей в грудь.
— Привет, Мэгги Берд, — говорит она.
— По-моему, мы раньше не встречались.
— Почему вы выбрали именно это имя?
— Почему бы и нет?
— Дайте-ка я угадаю. Птица, в смысле "свободна, как птица”?
— Может же девушка помечтать.
Она выдвигает стул. Садится за мой кухонный стол и небрежно смахивает в сторону гранулы сахара, которые я рассыпала за завтраком, похоже, ее не волнует, что я на расстоянии от одного нажатия на спусковой крючок, чтобы разнести ее в пух и прах. — В этом и в самом деле нет необходимости, — говорит она, кивая на мой "вальтер".