Шпионы и все остальные
Шрифт:
— Здравствуйте, мои дорогие сограждане! — начал он таким задушевным, располагающим тоном, который за душу берет и все нутро размягчает. — Маленькие и большие, толстые и худые… да, самые разные! Я к вам сейчас обращаюсь просто как к людям! Таким же, как я, и даже лучше меня! Ну, честно — я ведь не умнее любого из вас! Я даже не знаю, что сказать вам такого особенного, чтобы мы разом подхватились, куда-то побежали и что-то такое сделали, от чего всем нам сразу станет хорошо! Вот видите!
Когда он это сказал, толпа восторженно загудела, как будто он, наоборот, открыл им какой-то страшный секрет, и им от этого уже по ништяку стало, и не надо
— Но дело не во мне! Не во мне лично! Так уж сложилось, что я тут стою и говорю с вами, что вы все пришли сюда ради меня и слушаете, ловите каждое мое слово! Тогда я вам скажу вот что: да, я приехал агитировать за нашу партию, за ПМЛ! Но не для того, чтобы потом всю жизнь разъезжать вот на таких дорогих тачках, как эта!.. — Он постучал ногой по крыше «Ауди», и хорошо так постучал, слышно было, как там что-то хрустнуло и прогнулось. — Я агитирую для того, чтобы маленькие люди этой страны стали лучше жить!
Рев, вопли, аплодисменты, ну чисто как на концерте Вилли Токарева. Толпа заколыхалась, кольцо сжалось, полисмены внутри этого кольца напряглись, покраснели, уперлись из последних сил, но стало ясно, что долго они не продержатся. Поляк встал слева от машины, у самой водительской дверцы, чтобы в случае опасности запихать Бруно внутрь и смываться (на Краюху он в этом смысле не надеялся). Ну, или пересидеть там, на крайний случай…
— Весь вопрос только в том, как каждый из нас понимает это слово — жить лучше! Чтобы бабок было побольше? Чтобы жратва дешевая? Чтобы по заграницам кататься и на Канарах пузо греть каждое лето? Не знаю, может, и так. Я и сам бы, наверное, от этого не отказался. Только не это главное! Главное сейчас — сделать так, чтобы страной руководили честные и умные люди! Обязательно — умные! Обязательно — честные! Те, кто пришел работать на страну, а не на недвижимость в Майами или где-то еще! Всех остальных — нах… То есть — прочь! Ногой под ж… зад и до свиданья! Вот тогда только можно будет надеяться на какое-то светлое будущее!
Бруно еще много чего говорил, но Поляк уже не слушал, все переживал, как они живые с этой парковки уберутся и как этот дебил Краюха вырулит, чтобы народ не передушить. Но все сложилось как нельзя лучше. Когда митинг закончился, толпа просто подняла эту машину и прямо на руках аккуратно так вынесла их куда-то там на площадь, ну чисто как муравьи соломинку какую-нибудь тащат! А потом все расступились, чтобы выехать можно было. И все это время Бруно стоял на крыше, размахивал руками, как дирижер симфонического оркестра, и орал на всех, что он не памятник и не султан османский, он сам может дойти.
…После аэропорта они объехали весь Ярославль: моторный завод, вагоноремонтный, пивоварня «Балтика» (Бруно поднесли фирменный бокал с пивом размером где-то с аквариум, он осушил его в один присест и после этого ни разу даже не запнулся), шинный завод, потом похожий на кавказскую вершину торговый центр «Фараон» и даже местный камерный театр. Всюду много людей. Толпы. В аэропорту Бруно выступал где-то в 9-30, последний митинг закончился около одиннадцати вечера. Все, что было между, для Поляка смешалось в один непрерывный гул: «Пра-а-ально, Бруно-а-а!!!», в одно большое лицо с приоткрытым ртом и пожирающими глазами…
Когда их разместили в гостинице, Поляк с Краюхой,
И вот что любопытно: Краюха после того приключения в аэропорту очень аккуратно отшоферил весь этот день, нашел все адреса, всюду успел, ни разу нигде бампером не теранулся и в пузырь больше не лез. Молчал как рыба весь день. Они с Поляком и материться перестали, даже между собой!
В Иваново — там все ясно. Баб полно, кругом одни бабы, особенно на этой ихней Ивановской мануфактуре. И все они, понятное дело, пищали и млели, и едва не рожали прямо на месте, пока там Бруно говорил про светлое будущее и все такое. Кстати, Поляк потом думал, что если бы Бруно воспользовался хоть малой частью открывавшихся там возможностей, то через пару лет все Иваново было бы наводнено карликами… Так что даже хорошо, что не воспользовался. Хотя и времени на это не было особо, если честно.
В Рязани есть знаменитая клиника-интернат, где лечатся дети со всякими врожденными пороками, уродствами и прочими делами. И с синдромом нарушения роста в том числе. Это даже не интернат, а скорее спортивная школа, потому что там полно всяких секций, бассейны, очень приличный крытый стадион с синтетическим покрытием. Понятное дело, Бруно туда тоже заехал. Перед ним выступила команда девочек по художественной гимнастике, устроили такое небольшое шоу. Крохи совсем, как куклы живые. Бруно даже расплакался, вот кроме шуток. Это Бруно-то, человек-ядро! Ясен пень, он им с ходу отстегнул из партийной кассы какую-то охрененную сумму — на детишек, на развитие и все такое. Но об этом Поляк краем уха слышал, сам-то ничего не говорил…
Так вот, а потом Бруно там речь хорошую сказал. Что он в лепешку расшибется, но сделает так, чтобы в России были самые здоровые дети во всем мире. Что врачи должны получать больше чиновников, что пока у каждого сельского фельдшера не будет по собственной «бэхе», он, Бруно, зубами будет грызть правительство и Думу, и любого другого, кто с этим не согласен… Что-то в этом роде. Тогда вышел вперед из толпы какой-то хирург ихний, хмурый такой, седой, и говорит:
— Знаете, к нам в клинику часто приезжают разные люди: депутаты, областное и даже федеральное начальство. Мы ведь как бы образцовое заведение, о нас многие знают, да и дети здесь бывают тяжелые, таких не везде увидишь. И вот эти люди, когда увидят это все, они сразу начинают что-то обещать, говорят о том, что нужно в корне поменять систему здравоохранения, и тэдэ, и тэпэ… Мы уже слышали это много раз. И прекрасно знаем, что ни хрена не поменяется. Так что спасибо, конечно, вам за добрые слова, нам было очень приятно. Но вот не надо гнать эту пургу про зарплаты и прочее, ладно?
Бруно оторопел. Со стороны можно было подумать, что вот он сейчас, как в былые времена, подскочит к хирургу этому и наваляет ему коленом об морду. Но нет, конечно, ничего такого.
— Погоди, — сказал он, — ты не понимаешь. Я — Бруно Аллегро, я если пообещал в лепешку разбиться, то так оно и будет, никак иначе! Я по-другому на такие дела не подписываюсь!
— А-а, ну, раз так, значит, ты просто плохо представляешь, во что ты влез, — говорит на это хирург. — Если ты не такой, как все эти, кто речи тут до тебя произносил, то твоя партия просто не пройдет в Думу. Да и никуда она не пройдет!