Шпионы, не вернувшиеся с холода
Шрифт:
Тимур вспомнил об Элине, которой не звонил уже несколько дней. Это было больно и несправедливо. Но он не знал, что именно ему нужно сказать, если он наберется решимости и позвонит ей. Он просто не знал, что именно следует говорить в подобных необычных случаях.
ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. ЛОНДОН
В который раз Виктор Витовченко переступал порог кабинета олигарха Жуковского. И каждый раз его тщательно проверяли охранники, сменявшие друг друга в приемной олигарха. Похоже, Глеб Моисеевич уже не доверял никому, понимая, как приятно будет его многочисленным врагам и соперникам, узнать о гибели человека, знавшего слишком много современных политических секретов.
Витовченко вошел в кабинет, пожал руку хозяину. Тот показал на стул, усаживаясь на свое место.
– Я нашел вашего исчезнувшего друга, Виктор, – сообщил Жуковский. – Синьор Альтафини сейчас в Монако. Пытается провернуть очередную аферу.
– Дайте мне его адрес, – потребовал Витовченко, – я сам полечу в Ниццу и поговорю с этим мерзавцем, который пытался нас надуть.
– Не нас, – сразу возразил Жуковский, – а лично вас, Виктор. Ведь я с самого начала говорил вам, что никакой «красной ртути» просто не существует.
Витовченко пожал плечами. Конечно, никуда он не полетит. В конце концов, он даже заработал на Альтафини, хотя совсем не те деньги, на которые рассчитывал. Но сегодня утром Жуковский вызвал его для важного разговора, как говорил сам Глеб Моисеевич. И поэтому Витовченко приехал сюда загодя и прогуливался вокруг дома, чтобы войти в офис точно в назначенный срок.
– У меня к вам важное дело, Виктор, – сразу заявил Жуковский. – Я хочу, чтобы вы встретились с одним из ваших бывших знакомых, который должен прибыть в Лондон. У него будут важные сведения, которые он сможет вам передать при встрече. Этот человек знает вас давно. И поэтому доверяет только вам. Вы должны с ним встретиться и переговорить.
Жуковский поднялся, прошел по кабинету, подошел к небольшому столику, проверяя какой-то прибор, очевидно исключавший возможность прослушивания. И повернулся к своему гостю.
– Скажу вам прямо, Виктор. Я не знаю, зачем он приезжает и какие именно сведения у него будут. Возможно, это будет очень опасная встреча. Поэтому я готов выделить вам двух наших сотрудников охраны.
– Кто должен со мной встречаться?
– Щербак, – сообщил Жуковский. – Это Алексей Щербак. Вы знали его по совместной работе в ФСБ.
– Конечно, знал, – кивнул Витовченко, – но он работал в технических службах. Мы с ним почти не общались. И насколько я слышал, полковник Щербак уже давно на пенсии.
– Он будет в Лондоне через четыре дня, – сказал Глеб Моисеевич, – и хочет встретиться именно с вами.
– Если так нужно, то мы с ним встретимся, – согласился Витовченко, – только я не совсем понимаю почему вы говорите, что это может быть опасно. Ведь Щербак намного старше меня.
– Вы слышали, что в Москве появилась организация бывших ветеранов спецслужб? – неожиданно спросил его Жуковский вместо ответа.
– Там всегда были такие организации, – уверенно ответил Витовченко, – вы же сами все знаете. Есть ветеранские организации бывших военнослужащих, бывших пограничников, бывших сотрудников милиции. И есть такие организации среди бывших сотрудников Комитета государственной безопасности, хотя пограничники тогда тоже входили в состав КГБ.
– Я не об этом, – отмахнулся Жуковский, – вы меня не совсем поняли. В Москве создана специальная организация ветеранов, которая считает своим долгом завершать все дела, некогда не законченные советскими спецслужбами. Они приводят в исполнение судебные приговоры, вынесенные советскими судами в отношении бывших изменников и предателей.
– Если вы имеете в виду меня, то я не предатель, – обиженно заявил Витовченко, – и в отношении меня суд вынес приговор только в несколько лет тюрьмы. Поэтому вряд ли сюда прилетит кто-нибудь только для того, чтобы меня ликвидировать.
– Я этого не говорил, – возразил Жуковский чуть усмехнувшись, вы пока не совершали столь тяжких преступлений, чтобы по российскому законодательству приговорить вас к высшей мере. К тому же высшая мера в России – это сейчас пожизненное тюремное заключение, а не смертная казнь. Но подобные наказания вам не грозят. Однако Щербак может рассказать вам о новых методах борьбы с неугодными, которые сейчас применяются этой организацией. Эти сведения могут быть нам очень полезны, Виктор. Очень полезны, – повторил Жуковский, – но учтите, что это может оказаться и хорошо спланированной провокацией. Щербак прилетит из Канады, где он проживает последние десять лет. Нет никакой уверенности, что он сам не является членом этой организации. Ведь по-настоящему из КГБ никогда не уходят. И даже вы, уже бросив перчатку своим бывшим коллегам, в душе остаетесь все тем же полковником ФСБ. Или я не прав?
– Не знаю, – раздраженно ответил Витовченко, – я уже давно забыл, что когда-то служил в ФСБ. Они, выходя на пенсию, получают очень приличное пенсионное содержание и хорошую работу. А я сижу здесь без денег, без пенсии, без работы.
– Похоже, вы действительно недовольны своим положением. – Жуковский вернулся на свое место и уселся в кресло.
– А вы довольны? – неожиданно набравшись смелости спросил Витовченко. – Неужели вы хотели именно этого? Сидеть здесь, в Лондоне, и грозить всем издалека. Вы ведь были почти вторым человеком в стране. А кем сейчас стали? Извините, что я так с вами разговариваю, но мне обидно. И за вас, и за себя.
Жуковский покачал головой.
– Какое искреннее сочувствие я слышу, – иронично произнес он, – как, оказывается, вы меня любите, Виктор. Я даже не подозревал.
– Я себя больше люблю, – поняв, что переиграл, мрачно произнес Витовченко.
– Это верно. Себя вы любите больше других. Но «еще не вечер», дорогой Виктор. Если все получится правильно, мы еще вернемся обратно в Москву. И вы займете подобающее вам место. Например, в совете директоров «Газпрома». Или какой-нибудь большой нефтяной компании. Вам ведь хочется скромно сидеть на какой-нибудь трубе и не думать о деньгах, которые оттуда вам капают? Верно?
– Если вернемся, – сказал Витовченко. – В последнее время я начал сомневаться.
– Напрасно, – убежденно произнес Глеб Моисеевич. – Опыт развала Советского Союза и всех перемен, которые произошли за последние двадцать лет, учит нас, что не бывает ничего постоянного. Ничего застывшего в своих формах. Все течет и все меняется. И наше положение может кардинально измениться в ближайшие несколько лет. Или даже раньше.
– Посмотрим, – сказал Витовченко. – В таком случае я буду радоваться больше всех.