Шпионы, не вернувшиеся с холода

Абдуллаев Чингиз Акифович

Но как бы там ни было, он остался в истории советских спецслужб самым высокопоставленным шпионом, который сбежал в другую страну и работал на чужую разведку в течение более чем десяти лет, сдав десятки собственных агентов и подставив сотни обычных людей, которых обрекал на смерть.

ДЕНЬ СОБЫТИЙ. ПЯТНИЦА. ТРИНАДЦАТОЕ ЧИСЛО

Большакову было так плохо, что они собирались вызвать врачей. Но Иван Сергеевич настоял, чтобы они не обращали на него внимания, обещая выдержать до конца. Офицеры переглядывались друг с другом. Остался последний рейс, известный полковнику Писаренко. Путем

исключения троих офицеров, агенты которых благополучно добрались до города, можно было предположить, что «кротом» был именно Писаренко, который дружил с генералом Большаковым уже больше тридцати лет. Об этом никто пока не решался заявить вслух. Но все понимали, что четвертый агент почти обречен. И поэтому все подавленно молчали. Третий наблюдатель поехал за третьим агентом в город, и оставшиеся трое наблюдателей на последней машине отправились в Хитроу, куда должен был прилететь в семнадцать часов тридцать пять минут семьсот пятьдесят седьмой «Боинг» из Варшавы.

Руководитель группы наблюдателей доложил, что в пятнадцать пятьдесят они находились уже в первом терминале Хитроу, где всегда так много людей. Отсюда отправлялось большинство самолетов компании «Бритиш айруэйз». Наблюдатели доложили, что самолет из Варшавы идет с десятиминутным опозданием.

– Пусть рассредоточатся, – устало посоветовал Большаков, – их могут заметить.

Это было уже косвенное признание вины Писаренко. Ведь заметить троих наблюдателей могли только сотрудники спецслужб. Но никто не стал комментировать слова генерала.

– Может, еще чаю? – спросил Чеботарев.

– Лучше кофе, – ответил Большаков. – Хотя кофе мне нельзя. Сердце~

– Тогда всем принесут чай, – решил Чеботарев.

– Спасибо Александр Дмитриевич, – устало поблагодарил его Большаков.

– Пока ничего не ясно, – заметил Чеботарев, – не нужно заранее себя казнить, Иван Сергеевич.

– Уже все ясно, – выдохнул Большаков, – но я все равно в это не верю. И никогда не поверю.

Наблюдатели сообщили, что самолет сядет в семнадцать сорок пять. Все замерли, ожидая известий об аресте агента. Самолет сел в Хитроу. Теперь оставалось ждать. Пять минут, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять, тридцать.

– Его арестовали прямо в самолете, – предположил Большаков, держась за сердце, – не нужно никого больше ждать.

– Нужно, – возразил Чеботарев. – Извините меня, Иван Сергеевич, но мы обязаны все проверить до конца.

– Я сам поеду сегодня домой к Павлику и сам с ним поговорю, – мрачно сообщил Большаков, – если это он~ Не верю. Я все равно не верю.

Прошло еще двадцать минут. Наконец раздался телефонный звонок. Один из офицеров выслушав сообщение, повернулся к Караеву.

– В терминале появился отряд сотрудников полиции, – сообщил он. – Наблюдатели докладывают, что там больше десяти офицеров.

– Пусть уезжают, – решил Большаков, – теперь уже все ясно.

Он тяжело вздохнул, глядя на Караева. Тот схватил телефон, набрал номер.

– Пусть доложат более подробно, что там происходит, – приказал он.

Большаков взглянул на него, но уже ничего не сказал. Через минуту, показавшуюся вечностью, прозвонил телефон. Караев взял трубку, выслушал сообщение и неожиданно улыбнулся. – Продолжайте наблюдение, – приказал он.

– Это группа польских болельщиков, они уже в самолете принялись хулиганить, – сообщил Караев. – Сотрудники полиции арестовали их прямо в терминале. Подобное иногда случается даже в просвещенной Европе. Подождем нашего агента.

–

Он не может выйти. Это был последний.

– Посмотрим, – сказал Караев.

Через две минуты раздался еще один телефонный звонок. И наблюдатели сообщили, что четвертый агент направляется к стоянке такси. В комнате наступило тяжелое молчание.

– Этого не может быть, – пробормотал один из офицеров, помогавших Караеву.

Большаков поднялся. Перевел дыхание. И неожиданно улыбнулся.

– Значит вы ошиблись, полковник Караев, – сказал он почти счастливым голосом, – выходит, что вы ошиблись. Все четверо агентов покинули терминалы и направляются в свои отели. Значит, «крота» среди наших людей нет.

– Он среди них, – упрямо возразил Караев, – мы не могли ошибиться. Возможно, англичане или американцы сумели вычислить нашу игру и придумали свой ход. Или решили арестовать прибывшего «ликвидатора» не в аэропорту. Хотя нигде в мире не оставляют «ликвидаторов» на свободе. Ни при каких обстоятельствах. Я полагаю, что нам нужно подождать до вечера, чтобы посмотреть и понять, как будут развиваться события.

– Все и так ясно, – поднялся следом за Большаковым генерал Чеботарев, – вы ошиблись, полковник. Такое иногда случается. Нужно признаться, что вы ошиблись. Мы начали крупную игру и просчитались. Мне даже страшно представить, сколько денег мы потратили на всю эту заварушку. Даже на телефонные звонки. Впервые в моей жизни наблюдатели звонили по обычным мобильным телефонам, хотя и через другие столицы. Я думаю, что наш «эксперимент» просто не удался. Иногда такое случается. Который сейчас час? Мы сидели здесь целых двенадцать часов. Нет четырнадцать. Сейчас уже десять вечера. А в Лондоне уже семь. Я думаю, на сегодня хватит. Ивану Сергеевичу нужно поужинать и заодно пообедать. А нам всем отдохнуть. Завтра будем анализировать сегодняшнюю операцию и искать ошибки.

– Ошибок не было, – тихо возразил Караев.

– Хватит, – строго сказал Чеботарев, – я все-таки старше вас по званию. Хватит, полковник. Всякому терпению приходит конец. Вы ошиблись и нужно в этом откровенно признаться. Вы и ваши помощники неправильно рассчитали возможности наших людей. Вам дали все документы нашей организации, а вы решили начать с самого простого, объявив подозреваемыми практически все ее руководство. Но это самый доступный и самый примитивный путь. Нужно было более внимательно исследовать работу всех остальных.

– Извините меня товарищ генерал, но мы все проверили самым тщательным образом, – не унимался Караев, – ошибка исключена. Никто из остальных членов организации не мог знать об отправке Фармацевта.

– Значит, знали, – недовольно прервал его Чеботарев. – Давайте прекратим эту бесполезную дискуссию. Непреложным фактом является провал нашей операции, полковник. И с этим уже ничего нельзя поделать.

Чеботарев сказал «нашей», но все понимали, что это был лишь слегка завуалированный упрек. Операцию готовил и за нее отвечал лично полковник Караев.

– Завтра мы с вами поговорим, – кивнул на прощанье Большаков. Он, похоже, был доволен, что все закончилось именно таким образом.

Они повернулись, направляясь к двери. Большаков шел первым, чуть прихрамывая. Чеботарев следом за ним. Когда они дошли до дверей, раздался еще один телефонный звонок. Из Киева. Туда позвонил наблюдатель из Лондона, а они перезвонили в Москву. Караев выслушал сообщение и положил трубку. Было заметно, как у него дрожит рука. Сегодняшний день оказался сложным и для него.