Шрам
Шрифт:
Эта неожиданная контратака — нелепая, обреченная на гибель линия обороны — остановила кробюзонцев; суденышко за суденышком шли на таран и гибли, врезаясь в бронированный борт своей мишени.
Дредноуты остановлены.
«Утренний скороход» начинает тонуть.
На кормовой части Армады (откуда граждане видят только то, что происходит в нескольких милях от них в море) рождается радостный крик, вопль недоуменного торжества. Он распространяется по всему городу. Через минуту горожане в самых дальних уголках
Кробюзонцы охвачены ужасом. В борту «Утреннего скорохода» — огромная пробоина, разрастающаяся на глазах. В нее снова и снова врезаются, взрываясь, армадские суденышки, и дредноут потихоньку надламывается, он будто сознательно складывается вдвое, и с его бортов в воду сыплются обезумевшие человечки. А взрывы не стихают, и вот корма корабля внезапно поднимается над водой и со страшным, сотрясающим воздух взрывом отламывается, выплевывая из себя в море людей, металл и уголь — многие тонны угля.
Кробюзонцы смотрят, как уходит возможность вернуться домой. Армадцы снова издают вопль радости, когда огромный корабль, массивный и беспомощный, сопротивляясь каждому движению, переворачивается на бок и, извергая столб пламени, уходит на дно.
Кробюзонского флагмана больше нет.
Пришедшие с ним дредноуты слишком рано начинают переносить огонь на саму Армаду, их снаряды только пенят воду, город раскачивается, словно в шторм. Но некоторые из малых броненосцев теперь уже вышли на прицельную дальность, и их тяжелые снаряды, сотрясая городские мачты, врываются в ткань Армады.
Бомба попала в Сенной рынок, разорвав на части кург составленный из лодок торговцев. Снаряды свистят над головами армадцев, пробивают дыру в борту «Пинчермана», и сотни библиотечных книг, охваченных огнем, летят в воду. Корабли тонут, соединяющие их мостки ломаются.
Анжевина и Шекель успокаивают друг друга, прячась от остатков разбитого кробюзонского войска. У Шекеля из царапины на лице обильно течет кровь.
Но как бы ни были ужасны атаки, уничтожить город могут только дредноуты, от которых Армада слишком далеко — вне дальности действия их артиллерии. По дредноутам ведут огонь, их задерживают, останавливают, уничтожают начиненными порохом буксирами. Армадские суда продолжают наступать.
После того как пятый взрыв сотрясает чрево «Гибели Суроша», судно начинает вспучиваться, в нем образуется трещина, оно дает крен, а потом уходит под воду.
Вокруг «Гибели Суроша» суетятся бесполезные броненосцы и разведчики, словно трутни вокруг погибающей матки. Ожили остатки армадского флота, и от их огня, но прежде всего — от неожиданной самоубийственной атаки переоснащенных суденышек, гибнут один за другим кробюзонские дредноуты.
На высокой палубе «Гранд—Оста» человек испускает беззвучный крик ужаса.
Он
Он смотрит, как два последних дредноута сотрясаются от взрывов, огрызаясь из своих мощных пушек. Хотя эта стрельба обходится армадцам в несколько суденышек, взрывы методично расширяют пробоины в бортах кораблей, и наконец они идут на дно.
Весь уголь кробюзонцев затонул. Человек смотрит в оцепенении. Теперь нет смысла прыгать вниз и плыть к одному из пришедших за ним кораблей. Даже если армадцы не уничтожат все вражеские корабли, даже если одному—двум быстроходным броненосцам удастся уйти, то ведь они находятся в неисследованных местах, в самом центре Вздувшегося океана, почти в двух тысячах миль от ближайшей земли и почти в четырех — от дома. Несколько сотен миль — и их котлы остынут, и кробюзонские корабли встанут.
Парусов у них нет. Они станут игрушкой волн и погибнут.
Для них нет надежды.
Спасательная операция не удалась. Человек остался в своей тюрьме.
Он опускает глаза, голова его соображает плохо, но он вдруг понимает, что его пространство совпало по фазе с тем, в котором находится Беллис. Если она сейчас повернется, то увидит его. Он снова припадает занемевшим ртом к статуэтке и исчезает.
Опустилась темнота, и наконец из Сухой осени в воздух поднялись дирижабли с смертоносными командами. Они летели низко; сражение внизу почти завершилось, но длинные языки вампиров мелькали в ночном воздухе, и неживые были готовы вступить в любую схватку.
Они опоздали. Бой закончился.
Воздушные корабли без толку кружились над водой, замусоренной угольной пылью, искореженным металлом, кислотой, нефтью, переливчатыми пятнами горного молока, живицей и многими галлонами крови.
ГЛАВА 37
Поначалу город взорвался изнеможенным торжеством, некоей эйфорией побитого, раненого существа.
Но длилось это недолго. В следующие дни Беллис физически ощущала повисшую над городом тишину — Армада погрузилась в мертвое молчание. Оно началось вскоре после битвы, когда смолкли восторженные крики и стали ясны размеры потерь.
В ночь после бойни Беллис не спала. Она поднялась с рассветом вместе с тысячами других горожан и в оцепенении пошла по городу. Знакомый ей пейзаж изменился до неузнаваемости. Корабли, на которых она прежде покупала бумагу, пила чай, по которым просто, не думая ни о чем, проходила сотни раз, исчезли.