Шрамы прошлого
Шрифт:
– Конечно, сын такого магната в хрущёвке жить не будет, – сказал Тим.
– Не завидуй, – остановила его Татьяна.
– Как будто вы, товарищ капитан, не хотели бы жить в таких хоромах, – не успокаивался Тим.
– Не хотела. Одной уборки сколько, а мне некогда такой объём от пыли избавлять. А потом, зачем столько комнат? Могу поспорить, что во многих комнатах они и сами бывают раз в году. Нет, я за комфорт в разумных пределах. Это вам, мужикам, всё равно, в каком доме после работы на диване валяться.
– Всё, прекращайте
Тесть кандидата лежал, уткнувшись лицом в клумбу с какими-то симпатичными цветами. Его ноги находились на дорожке из белого мелкого камня. Видимых увечий на его теле не наблюдалось.
– Марточка, и тебя подвязали? – спросил её старший криминалист Алексей Иванович.
– Дядь Лёш, что скажите? Может, шёл, поскользнулся, упал неудачно?
– Гипс не понадобится. Видишь положение тела? Ему заехали чем-то по левому виску, а если бы он сам, то был бы повреждён правый висок. А он целёхонький. Здесь и падать ему не на что, чтобы до смерти разбить себе висок. Нет, его кто-то хорошенько приложил, да так, что проломили височную кость.
– А чем? Орудия убийства не найдено?
– Пока нет, Марточка. Ни палки, ни камушка подходящего.
– Неужели с собой забрал?
– Всё может быть. Пока предварительно могу сказать так: смерть наступила от внешнего вмешательства. Мы, конечно, ещё пройдёмся вокруг, да около, а подробней по трупу. Сама знаешь, кого спрашивать.
– А время?
– Время, говоришь? Смотри, окоченение бывает заметно через два – четыре часа после смерти.
– Дядь Лёш, я в курсе. Окоченение развивается сверху вниз.
– Совершенно верно. А что быстрее начинает окоченевать? Правильно, мышцы лица. У него, видишь, затруднено открывание и закрывание рта. Да и уже ограничены боковые смещения нижней челюсти.
– И кисти рук уже закоченели, – Марта потрогала холодные кисти рук убитого и сняла медицинские перчатки.
– А нам известно, что полностью труп окоченевает примерно от четырнадцати часов до суток.
– Получается, он зачем-то вышел в сад глубокой ночью, – решила Марта.
– Или ранним утром. Я склоняюсь к трём часам ночи. От двух до четырёх утра, – криминалист продолжил осматривать труп.
– Странное время для прогулки на свежем воздухе, – задумчиво произнесла Марта.
– Чего странного. Спиртного накачался и на воздух понесло товарища. Ох, чую, намучаешься ты с этим делом, Марточка.
– Работа наша такая, – улыбнувшись, с иронией ответила Марта.
– Смотри, замучаешься сразу ко мне в коморку, отпою тебя лечебным чайком. Слушай, мне такой волшебный презент сделали из самой Англии! – он бы ещё долго рассказывал о свойствах волшебного чая, но Марта прервала его.
– Обязательно, дядя Лёша. Если что, я сразу к вам. Тим, а ты походи, пощёлкай своим аппаратом, сделай картинку обзорней. Особенно вокруг трупа.
Дав указания Тиму, Марта по красиво выложенной дорожке из почти белого цвета какого-то мелкодробленого камня прошла к особняку.
– И правда, прямо дворец! Как здесь люди живут? Не музей и семейным домом не назвать, – подумала Марта, обозрев высоту и широту апартаментов.
Таня сидела в кресле у камина, разложив на изящном журнальном столике бумаги.
К Марте подошла женщина на вид старше пятидесяти лет.
– Проходите, присаживайтесь, – показала она на второе кресло у столика.
– Разрешите представиться: Марта Леонидовна Снежина, майор юстиции.
– Угарова-Штольц Берта Альбертовна, тёща Логинова Владимира Петровича. А это моя дочь, – она кивнула в сторону сидевшей на роскошном диване молодой женщины.
– Ирма Васильевна, – сказала она, вытирая слёзы носовым платком.
– Владимир Петрович в командировке, но он звонил и просил передать вам по возможности не афишировать всё, что произошло в нашем доме. Вы должны понять, скоро выборы, и возможно, то, что произошло, это чьи-то происки. Знаете, я даже представить не могу, кто и за что мог убить моего мужа, – Берта Альбертовна говорила ровно, казалось, без интонации и сожаления. Казалось, она говорила не о своём муже, а каком-то знакомом. Говорила, потому что должна была что-то говорить.
– Берта Альбертовна, я понимаю ваше состояние, но всё-таки я должна опросить вас. Вы подумайте, что могло произойти сегодня ночью? – спросила Марта, списав официальный тон жены убитого на шок.
– У-би-ли, – Ирма, почти ровесница Марты, закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Вы успокойтесь. Не плачьте. Скажите, а почему вы думаете, что его кто-то убил? Вы так предполагаете, у кого-то был повод убить его? Может он сам упал. Знаете, бывает, что падая с высоты своего роста, человек может неловко приземлится, да так неловко, что это падение приводит его к смерти.
– Да? Вы думаете, он просто упал? И сам себя убил, – оживилась Ирма.
– Это был бы прекрасный исход нашего дела, – так же безучастно произнесла Берта, поймав удивлённый взгляд Марты.
– А кто ещё живёт с вами в особняке? – поинтересовалась Таня, делая записи в протоколе.
– Кроме нас с дочерью и Владом, здесь проживает отец моего мужа. Он инвалид, а Зина его сиделка, у которой обязанность ухаживать за ним. Остальная прислуга живёт в отдельном доме на территории усадьбы. Это водитель Влада, наш водитель и помощник по хозяйству, садовник, две горничные, повар и кухарка и два охранника, – отчеканила Берта.
– А ваша свекровь, – спросила её Таня.
– Она давно умерла, – ответила за мать Ирма, – и не умерла, а погибла. Кстати, тоже при загадочных обстоятельствах, – выпалила она, но осеклась при укоряющем взгляде матери.