Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная - I
Шрифт:
С этой точки зрения слово «сознание» неизбежно меняет свое значение. Оно больше не является синонимом ментальной активности человека, но передает и выражает самосознательную силу бытия; ментальное же – это только некоторый средний диапазон деятельности этой Силы. За порогом разума, за нижней его границей сознание предстает в витальных и материальных проявлениях природы, которые остаются для нас бессознательными. Выше границы разума сознание простирается в супраментальную, то есть сверхсознательную для нас, сферу бытия. Везде и всюду сознание – это единое целое, по-разному проявляющее себя. К этому сводится индийская концепция Чит, которая в виде энергии созидает миры. По существу, мы приходим к тому же единству, которое обнаруживает – правда, отправляясь от противоположной мировоззренческой позиции – и материалистическая наука, утверждающая, что Разум не может относиться к иной силе, нежели Материя, он есть просто стадия определенного развития материальной энергии. Согласно индийской мысли, Разум и Материя есть лишь различные состояния одной энергии, разные проявления единой сознательной Силы Бытия.
Но имеем ли мы право принимать сознание за выражение Силы? Ведь сознание предполагает, пусть даже и не в привычных нам ментальных формах, определенный интеллект, целеустремленность, самопознание. Но даже и c такой точки зрения идея универсальной сознательной Силы во всем находит скорее подтверждение, чем опровержение.
Единственным аргументом против существования сознательного движущего начала всей этой целенаправленной работы, разумной работы, осуществляющей поиск, отбор, адаптацию, является наличие того, что мы называем «издержками». Но совершенно очевидно, что в основе подобного возражения лежит ограниченность человеческого интеллекта, пытающегося с помощью своей частной логики, вполне годной для достижения узких, чисто человеческих целей, оценивать широкие общие процессы космической Силы. Мы в состоянии видеть и понимать лишь часть общего замысла Природы, и все, что, по нашему мнению, не соответствует ему, мы называем «издержками». Наша собственная деятельность также изобилует очевидными для нас издержками, но можно не сомневаться, что и она будет способствовать осуществлению всеобщего космического промысла. С видимой для нас частью своей работы Природа справляется прекрасным образом, несмотря на свои очевидные издержки, а может быть, именно благодаря им. Поэтому можно уверенно полагать, что и со всем остальным, для нас непонятным, она справится не хуже.
Ибо во всем этом «остальном» не можем же мы не замечать то стремление к определенной цели, ту направленность в любой лишь по видимости слепой тенденции, тот успех в достижении – рано или поздно – искомого, которые характерны для деятельности космической Силы, где бы она ни осуществлялась: и в животном и в растительном царствах, и в мире вещей неодушевленных. Пока Материя была альфой и омегой для научной мысли, нежелание признать, что только разумное может порождать разумное, было естественным выражением честного сомнения ученых. Сегодня же признание происхождения человеческого сознания и разума из лишенной всякого признака интеллекта слепой, бессознательной Материи звучит как устаревший парадокс. Сознание человека не может быть ничем иным, как одной из форм сознания Природы. Сознание уже присутствует во всех формах, стоящих ниже Разума, затем проявляется на уровне Разума и впоследствии восходит к формам, превосходящим Разум. Ибо Сила, созидающая миры, – это сознательная сила, Бытие, являющее себя в этих мирах, есть сознательное Бытие, и совершенное воплощение возможностей этой Силы в определенных формах представляет собой единственную, какую только можно представить себе, цель манифестации Силы в этом мире форм.
Глава XI. Проблема Блаженства Бытия
Блаженство бытия – как тот эфир, в котором обретается всяк сущий: кто б смог дышать иль жить, не будь его?
Все эти существа приходят из Блаженства, в Блаженстве существуют и растут, в Блаженство все потом уходят.
Но даже если мы примем чистое Бытие, Брахмана, Сат за абсолютное начало, конец и содержание всего сущего, если будем считать, что самосознание Брахмана неотделимо от его бытия, созидающего силой движения своего сознания всевозможные проявленные формы и миры, то мы все же не сможем ответить на вопрос, почему совершенный, абсолютный, бесконечный, ни в чем не нуждающийся и ничего не желающий Брахман созидает в себе силой своего сознания все эти миры и бесконечные формы? Ибо выше мы отвергли решение вопроса, согласно которому природа собственной Силы побуждает Брахмана, используя его скрытую способность к движению и созиданию, принимать разнообразные формы. Брахман действительно обладает такой способностью, но он не связан и не ограничен ею, он – свободен. Тогда единственной причиной, по которой Брахман использует свою силу движения и созидания, сохраняя свободу выбора в альтернативе «покой-движение», является наслаждение.
36
II.7; III.6.
Это изначальное, единственное и вечное Бытие, по мнению последователей Веданты, не есть просто существование или сознательное бытие, на уровне которого сознание сводится к примитивной силе; оно представляет собой такое сознательное бытие, в котором – как в плане сознания, так и в плане бытия – неотъемлемо и равноправно присутствует третье начало – блаженство. Как в абсолютном бытии нет и не может быть ничего не сущего, мрака бессознательности и недостатка Силы – иначе оно не было бы абсолютным, – так не бывает в нем и страдания, и отрицания блаженства. Абсолютное сознательного бытия – это безграничное блаженство сознательного бытия; здесь определяемое и определение суть синонимы, обозначающие одно и то же. Вся беспредельность, вся бесконечность, все абсолютное бытия есть чистое блаженство. Даже относительному человеческому опыту доступно понимание того, что всякое чувство неудовлетворенности свидетельствует о наличии ограничения и препятствия, а удовлетворенность рождается в результате осуществления и достижения определенной цели, преодоления препятствия или выхода за рамки ограничений. Это объясняется тем, что наше истинное существо по своей природе абсолютно и обладает во всей полноте бесконечностью и беспредельностью самосознания и самосущей силы; или, другими словами, оно в абсолютной степени наделено самосущим блаженством. И в той мере, в какой относительное соприкасается с абсолютным самосознанием, оно приближается к самоудовлетворению, приобщаясь к блаженству.
В то же время самосущее блаженство Брахмана не ограничено инертным и неподвижным абсолютным бытием. Как сила сознания Брахмана способна проявляться в бесконечно разнообразных формах, так же и самосущее блаженство Брахмана может выражаться в нескончаемом движении и многообразии, создавая никогда не иссякающий поток проявленных вселенных. Вызвать к жизни эту лавину многопланового самовыражения и самосущего блаженства – и есть цель и задача созидательной игры Силы.
Другими словами, то, что проявляет себя в различных формах, есть триединое Бытие-Сознание-Блаженство, Сатчитананда, чье сознание по своей природе представляет собой самопроизвольно проявляющуюся Силу, способную к неисчерпаемому выражению на уровне явлений и форм и к безграничному наслаждению этим многообразием. Отсюда следует, что все сущее остается таким, как оно есть, именно потому, что является условием и формой этого бытия, воплощением сознательной силы и блаженства бытия. Подобно тому как все существующее представляет собой разнообразные преходящие формы единого непреходящего бытия, конечные образы бесконечной силы, точно так же можно сказать, что все сущее есть изменяемые проявления единого неизменяемого и всеобъемлющего блаженства самосущего бытия. Во всем проявленном присутствует сознательная сила, и оно остается таким, как мы его видим, благодаря этой сознательной силе; вместе с тем, все проявленное пронизано блаженством бытия и существует лишь благодаря этому блаженству.
Эта древняя ведантистская теория происхождения космоса сразу же сталкивается с двумя весомыми, с точки зрения человеческого разума, противоречиями: эмоциональное и чувственное восприятие боли и этическая проблема зла. Ибо, если проявленный мир есть выражение Сатчитананды и представляет собой не только бытие, тождественное сознанию-силе – что можно допустить без особых возражений, – но и бесконечное самосущее блаженство, то как тогда объяснить существование страдания, боли и зла? Ведь этот мир предстает перед нами скорее как юдоль страданий и печали, а не обитель блаженства. Вне всякого сомнения, такое отношение к мирозданию – это преувеличение, ошибка нашего восприятия. Если посмотреть на этот мир беспристрастным взглядом, к которому не примешиваются эмоции, то мы заметим, что совокупность получаемых нами в жизни удовольствий значительно превосходит боль и страдание – несмотря на отдельные случаи, свидетельствующие о противоположном положении вещей, – и что явное или скрытое, поверхностное или внутреннее удовлетворение от существования является обычным состоянием природы, а боль и страдание, напротив, – состоянием, лишь временно прерывающим обычное естественное состояние. И именно по этой причине даже малая толика боли и страданий так поражает нас и производит эффект значительно более сильный по сравнению с получаемой в жизни суммой удовольствий. Как раз в силу того, что удовольствие есть норма нашего бытия, мы не ценим этого состояния и даже не замечаем его, если только оно не приобретает острой формы, превращаясь во всепоглощающую волну счастья, радости или экстаза. Блаженством мы называем обостренные формы проявления удовольствия, а нормальное состояние удовлетворенности своим существованием, которое присутствует всегда и везде независимо ни от чего, мы расцениваем как нейтральное, не относящееся ни к удовольствию, ни к боли. Это нейтральное состояние удовлетворенности есть не что иное, как великий практический факт нашей жизни, без которого был бы немыслим всеобщий инстинкт самосохранения; но мы не стремимся к этому состоянию и не ищем его, а потому и сбрасываем его со счетов своих эмоциональных и чувственных приобретений и утрат, обращая внимание лишь на положительные удовольствия, с одной стороны, и на неудобства и боль – с другой. Боль воздействует на нас сильнее, чем удовольствие, поскольку она противоестественна для нашего существа, для характера всей человеческой природы и воспринимается нами как насилие и посягательство на нашу жизнь и устремления.
Но, с философской точки зрения, дело не в самой противоестественности боли или страдания и даже не в их масштабах, дело в том, что они присутствуют в мире. Ведь если все сущее есть Сатчитананда, то как вообще могут существовать боль и страдание? Эта реальная проблема часто еще более осложняется ложной постановкой вопроса, основанной на идее личного сверхкосмического Бога, и возражениями более узкого, а именно этического, свойства.
Предположим, Сатчитананда и есть Бог, сознательное Существо, первопричина бытия. Тогда как может Бог, сотворивший этот мир, подвергать страданию свои собственные творения и допускать боль и зло? Как может Бог, будучи Всеблагим, сотворить боль и зло? Если допустить, что боль есть ниспосланное нам свыше испытание, это не будет разрешением моральной стороны проблемы; мы придем лишь к идее об аморальном Боге или о Боге вне морали вообще, предстающем этаким инженером космоса, великолепно знающим свое дело, ловким, искушенным психологом, Богом Силы, законам которого мы вынуждены подчиняться и чье расположение можно так или иначе завоевать, но не к идее о Боге Добра и Любви, которому можно поклоняться с ответной любовью и благоговением. Ибо тот, кто изобрел пытку как средство испытания духа, будет повинен в преднамеренной жестокости или в отсутствии моральной отзывчивости, и если его и можно назвать существом нравственным, то он в любом случае будет стоять ниже уровня высших моральных устоев и инстинктов своих собственных созданий. И если, чтобы уклониться от настоящего решения этой моральной проблемы, мы признаем боль и страдание как неотвратимый результат и естеcтвенное наказание за содеянное зло – хотя такое объяснение не согласуется даже c самым непосредственным жизненным опытом, если только не принять теорию Кармы и перерождения, согласно которой душа страдает за совершенные в прошлых жизнях грехи, – то нам все же не удастся уйти от решения вопроса, составляющего самую сущность этической проблемы: кто, почему и когда создал зло, влекущее за собой наказание болью и страданием? А поскольку в действительности зло в нравственном отношении есть форма умственного расстройства или неведения, то что или кто ответственен за существование этого закона или неизбежной зависимости, карающей расстройство человеческой психики или поступок, совершенный по незнанию, страшными ответными ударами, расплатой и наказанием, порой такими невыносимыми, такими чудовищными? Непреклонный закон Кармы несовместим с высшей Божественной моралью и нравственностью персонифицированного Бога, поэтому Будда отрицал всякое существование свободного и всесильного личного Бога и утверждал, что личность есть преходящий продукт неведения, подвластный закону Кармы.
На самом деле все эти острые противоречия возникают только в том случае, когда мы признаем существование сверхкосмического личного Бога; не Всемогущего, Всеблагого и Вселюбящего Всевышнего, создавшего для сотворенных Им существ добро и зло, страдание и боль во вселенной, которая есть Он сам, но Бога, возвышающегося над мирозданием, управляющего им и творящего в нем Свою волю с помощью непреложного и независимого от Него самого закона. Никакой теорией сверхкосмического, высшей и совершенной нравственности Бога невозможно объяснить сотворение и существование зла и страдания, а если и возможно, то разве что прибегнув к сомнительной уловке, отвергающей, но не решающей стоящую перед нами проблему, или же используя – открыто или неявно – аргументацию манихейства, которая практически приходит к отрицанию Божества, стремясь обосновать и оправдать Его пути и деяния. Но такой Бог не имеет ничего общего с Сатчитанандой Веданты, это единое бытие, исключающее всякую двойственность; все сущее есть Он и только Он. Тогда если зло и страдание существуют, то не кто иной, как Он сам, претерпевает зло и страдание в твари, в которой Он сам и воплотился. При таком подходе проблема приобретает совсем иной характер. Вопрос теперь заключается не в том, как Бог создал для своего творения страдание и зло, к которым Он сам не восприимчив, но каким образом Бытие-Сознание-Блаженство допустило в себе существование того, что не является блаженством и представляет собой его явное отрицание.