Штамм. Трилогия
Шрифт:
Фет подумал о бомбе, а это навело его на мысль о возбуждении, которое он почувствовал, приближаясь к дому, и тут он вспомнил про Нору. Василий подошел к ноутбуку на столе, пробудил его от недельного сна, проверил зашифрованный чат. Никаких сообщений от Норы вот уже два дня.
— Мне нужно идти, — сказал он мистеру Квинлану. — У меня к вам много вопросов, но, возможно, случилось что-то непредвиденное. Я должен увидеть кое-кого. Полагаю, вы не собираетесь ждать меня здесь?
Нет. Я должен получить доступ к «Люмену». Эта книга, как небеса, написана на языке, вам недоступном. Если дадите ее мне… то в следующую нашу встречу я могу обещать вам план действий…
Фет испытал непреодолимый позыв поспешить, внезапное ощущение опасности.
— Я должен поговорить с остальными. Я один не могу принять такое решение.
Мистер Квинлан оставался неподвижен в полумраке.
Вы найдете меня через Гуса. Только знайте, у нас очень мало драгоценного времени. Если когда и возникала ситуация для решительных действий, то именно сейчас.
Первая интерлюдия
История мистера Квинлана
Сороковой год нашей эры, последний полный год царствования римского императора Гая Калигулы, был отмечен чрезвычайными проявлениями гордыни, жестокости и безумия. Император стал выходить на публику, облаченный в одежды одного из богов, а в различных документах той поры его называли Юпитером. Он приказал убрать головы со всех статуй богов и заменить скульптурными изображениями собственной головы. Он заставил сенаторов поклоняться ему, как богу во плоти. Одним из этих римских сенаторов был его конь Инцитат.
К императорскому дворцу на Палатине было пристроено крыло, соединяющее его с храмом, возведенным специально для поклонения Калигуле. При императорском дворе был раб, бледнолицый, темноволосый мальчик пятнадцати лет, призванный новым богом солнца по просьбе прорицателя, которого после этого никто больше не видел. Император дал ему имя Фракс.
Согласно легенде, Фракса обнаружили в заброшенной деревне в дикой глуши далеко на Востоке. В этих холодных краях обитали только варварские племена. Несмотря на невинную, хрупкую внешность, он имел репутацию существа крайне жестокого и коварного. Некоторые говорили, что он наделен пророческим даром; Калигула был очарован мальчиком. Фракса видели только по вечерам, обычно он сидел подле Калигулы, для человека столь молодого он пользовался огромным влиянием. Или же в одиночестве находился в храме, при лунном свете его бледная кожа светилась, как гипс. Фракс говорил на нескольких варварских языках и быстро освоил латынь и науки — его ненасытность к знаниям была сравнима разве что с его жестокостью. Он быстро приобрел в Риме зловещую репутацию, и это произошло в те времена, когда жестокость считалась не пороком, а лишь средством достижения успеха. Он давал Калигуле политические советы и с необыкновенной легкостью кому-то даровал милости императора, а кого-то лишал их. Не считаясь ни с чем, он настоятельно рекомендовал императору приобрести божественный статус. Их можно было увидеть вместе на трибунах Большого цирка, где они во время скачек болели за лошадей римских «зеленых» конюшен. Даже ходили слухи, что после проигрыша их команды именно Фракс предложил отравить лошадей из конюшен соперников.
Ни Калигула, ни Фракс не умели плавать, и именно Фракс толкнул императора на самое большое безрассудство его царствования — сооружение временного плавучего моста длиной более двух миль; мост состоял из кораблей, которые использовались как понтоны и соединяли портовый город Байи с портовым городом Поццуоли. Фракс отсутствовал, когда Калигула торжественно проскакал на коне Инцитате через залив Байи, облаченный в подлинный нагрудник Александра Македонского. Правда, потом говорили, что бывший раб по вечерам не раз пересекал залив по этому мосту, неизменно на носилках — их несли четыре раба в великолепных одеяниях, и двигалась эта нечестивая sedia gestatoria [6] под охраной десятка меченосцев.
6
Переносной трон для перевозки римских пап, разновидность паланкина (ит.).
Обычно раз в неделю Фраксу в его украшенные лепниной и золотом покои, располагавшиеся под храмом, приводили тщательно отобранных рабынь. Он требовал, чтобы все они были девственницами, абсолютно здоровыми и не старше девятнадцати лет. Для отбора в течение недели использовались крохотные тампоны с потом девушек. Перед полуночью седьмого дня прочная деревянная дверь запиралась изнутри.
Первое убийство происходило в центре помещения на зеленом мраморном пьедестале с барельефом, изображающим массу тел, которые корчатся в страхе, воздевают в мольбе к небесам взоры и руки. Два сточных лотка у основания направляли поток рабской крови в золотые чаши, инкрустированные рубинами и гранатами.
Фракс появлялся из прохода в одной набедренной повязке и тихим голосом приказывал рабыне подняться на пьедестал. И там он опустошал ее перед семью бронзовыми зеркалами, висящими на стенах, — проникнув в ее шею с помощью жала, он свирепо впивался в нее. Это опустошение было таким неожиданным, таким быстрым, что никто даже не успевал заметить, как обмякают вены под кожей рабыни, как в считаные секунды ее плоть теряет цвет. Жилистые руки Фракса с огромной силой умело держали туловище рабыни.
Насладившись паникой, он быстро атаковал следующую жертву, вкушал ее кровь и жестоко убивал. Затем следовала, третья, четвертая и так далее, пока не оставалась последняя, которая от ужаса уже совсем теряла голову. Последнее убийство было для Фракса самым сладким из всех. Оно давало насыщение.
Но как-то вечером зимой Фракс перед убийством последней рабыни вдруг остановился — он почувствовал дополнительную пульсацию в ее кровотоке. Он пощупал ее живот через тунику и обнаружил, что тот твердый и увеличенный. Убедившись, что она беременна, Фракс жестоким ударом сбил ее с ног, разбил до крови рот, потом пошел за золотым кинжалом, который лежал рядом с горой свежих фруктов. Его умело нацеленный в шею удар был отражен ее голой рукой — кинжал лишь задел мышцы и прошел в каких-то миллиметрах от сонной артерии. Фракс нанес было еще один удар, но девушка отбила и его. Несмотря на всю его ловкость и умение, он в этом противостоянии был в невыгодном положении — его подростковое тело еще не развилось в полной мере, оставалось слишком слабым, невзирая на отточенность движений.
После этого Владыка решил никогда больше не вселяться в тела моложе тринадцати лет.
Рабыня рыдала и умоляла пощадить ее и нерожденного ребенка, и все это время соблазнительная кровь сочилась из ее раны. Она взывала к своим богам. Но ее мольбы ничего не значили для вампира — они были всего лишь частью трапезы: шипением бекона на раскаленной сковородке.
В этот момент дворцовая стража принялась стучать в дверь. Им был отдан строгий приказ — никогда не прерывать еженедельную церемонию, и Владыка понимал, что, зная его склонность к жестокости, они ни за что не стали бы ломиться к нему, не имея на то веских оснований. Поэтому Владыка отпер дверь, впустил их, и они стали свидетелями жуткой сцены. Долгие месяцы службы во дворце приучили их к подобным жестокостям и извращениям. Они сообщили Фраксу, что на Калигулу совершено покушение, но он остался жив и теперь призывает его к себе.
Рабыню необходимо было убить, ее беременность прервать. Этого требовали правила. Но Владыка не хотел лишаться еженедельного удовольствия, а потому приказал страже охранять дверь до его возвращения.
Выяснилось, что так называемый заговор был всего лишь приступом императорской истерии, приведшим к убийству семи ни в чем неповинных гостей его оргии. Фракс вскоре вернулся в свои покои и обнаружил, что, пока он успокаивал бога солнца, центурионы с целью подавления несуществующего заговора зачистили территорию дворца, включая и храм. Беременная рабыня — зараженная, раненая — исчезла.