Штирлиц, или Как размножаются ежики
Шрифт:
Из-за двери с надписью «Гестапо» доносились жалобные стенания, словно за этой дверью кому-то дали в нос.
"Странный кабинет, – подумал Штирлиц, – здесь постоянно кого-то бьют."
Дверь со скрипом отворилась, и Штирлиц увидел своего хорошего друга Айсмана. Штирлиц не без удовольствия вспомнил, как на прошлой неделе они разгромили публичный дом, хозяин которого оказался евреем.
– А, Штирлиц! – единственный глаз Айсмана радостно засверкал, – ты-то мне как раз и нужен. Вопросик есть. Столица Советского Союза из шести
– Не знаю. Мадрид, наверно.
– Подходит.
Айсман вписал "Мадрид".
– Кого бьем? – деловито поинтересовался Штирлиц, прикуривая.
Айсман потянулся за "Беломором".
– Есть тут один. Некто пастор Шлаг.
Они вошли в кабинет. Два потных дюжих гестаповца методично избивали толстенького человечка в рясе. На лице человечка застыло покорное благочестивое выражение.
– В чем тебя обвиняют, скотина? – орал гестаповец. – За что тебя взяли? Где твое дело?
– Вот, – сказал Айсман, – Борман дал распоряжение пощупать, а дело потеряли. А этот гад не сознается, в чем виноват.
– В чем тебя обвиняют? – хором надрывались гестаповцы.
Пастор молчал. Штирлиц вспомнил про дело этого пастора, которое он когда-то где-то видел.
– Отдай его мне, Айсман, – попросил он.
– Зачем тебе эта толстая свинья?
– На Бормана похож.
Айсман захохотал. Гестаповцы доставили Шлага в кабинет Штирлица. Пастор стоял по стойке «смирно». Штирлиц присел на край раскладушки и пристально посмотрел на пастора.
– Садитесь.
– Спасибо, я постою.
– Садитесь, черт вас возьми.
Пастор Шлаг устало опустился на табуретку.
– Чаю хотите? – спросил Штирлиц и налил ему стакан холодного чая.
Они говорили около получаса. Штирлицу пастор понравился. Шлаг, без сомнения, был умен, а его размышления о женщинах привели Штирлица в восторг.
– Все это хорошо, – сказал Штирлиц, – а все-таки, пастор, на кого вы работаете?
– Господин штандартенфюрер! Я готов работать на кого угодно и, честное слово, я ни в чем не виноват.
– Прекрасно, – сказал Штирлиц, – вы будете работать на меня.
Он достал папку с надписью "Дело N 148".
– Это я взял у гестапо ваше дело. Почитайте!
Пастор просмотрел дело. Дойдя до места, где его обвиняли в работе на чью-то разведку, он удивленно приподнял брови.
– И с чего они взяли, что я на кого-то работаю? Ведь это же ерунда!
– Теперь вы работаете на меня, – напомнил Штирлиц.
– Да, да, конечно.
– Пастор, а зачем вам так много женщин?
– Это мои прихожане, – потупил очи пастор Шлаг, – вернее, прихожанки.
– А сколько вам лет?
– Зимой будет пятьдесят два.
– А почему вы до сих пор не женитесь?
Пастор Шлаг смущенно покраснел.
– Я еще слишком молод, чтобы думать о женщинах.
Штирлиц повертел в руке карандаш и выписал пропуск.
– Вы свободны. Когда понадобитесь, я вас найду. Если кто будет приставать, ссылайтесь на меня, я им
Пастор долго благодарил Штирлица и, не веря еще, что он, наконец-то, свободен, ушел.
Штирлиц потянулся, зевнул и лег на раскладушку. В его голове созревал колоссальный план. Он задремал. Вдруг в кабинет ворвался Айсман.
– Ты что, его отпустил?
– Кого? – сонно спросил Штирлиц.
– Этого пастора вонючего…
– Он раскололся, – скучая, сказал великолепный Штирлиц, – и даже согласился стать моим агентом.
Айсман уважительно посмотрел на Штирлица и поправил черную повязку на глазу.
– Да, Штирлиц, однако, умеешь ты работать с людьми.
Они попили чаю, Айсман рассказал пару новых хамских проделок Бормана и посоветовал остерегаться садиться на второй от двери унитаз.
Так они просидели до конца рабочего дня.
Глава 6
День рождения Штирлица
Штирлиц родился в январе, но свой день рождения отмечал Первого Мая, чтобы показать свою солидарность с международным рабочим классом. В прошлом году, в этот день он пригласил одного Мюллера, но по гнусной инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся верхушка Рейха, которая считала своим долгом поздравить его с праздником, и каждый, как бы издеваясь, дарил то портрет Сталина, то кирзовые сапоги, то полное собрание сочинений Карла Маркса на китайском языке, а Борман даже сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Штирлиц ему простить не смог. Секретаршу он тут же вручил Шелленбергу, который за это подмешал Борману в нарзан немного пургену.
Один только добрый и интеллигентный Мюллер преподнес Штирлицу подшивку французской порнографии за 1917 год.
Все было бы ничего, если бы офицеры не укушались до свинского состояния и не загадили Штирлицу всю квартиру. Штирлицу не было жалко разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было дело принципа, и на этот раз Штирлиц приглашать никого не стал. Он со всех сторон обдумал свое положение и предусмотрительно решил отметить день рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись тем самым от непрошенных гостей.
Стол поставили буквой «Ш». Довольный Штирлиц щедро раздавал указания и, хотя его никто не слушал, чувствовал себя большим начальником. Агентура пастора Шлага, одетая в белые переднички, хлопотала на кухне, накрывала на стол, с восторгом ловила каждое слово господина штандартенфюрера.
Английский агент, загримированный под женщину и тоже в белом передничке, кропотливо маскировал по углам микрофоны. Сердце его пело. Он, наконец-то, вышел на самого Штирлица.
Автобус с женщинами приехал всего три часа назад. Любопытные женские лица выглядывали из окон автобуса на вышедшего им навстречу Штирлица. Он был в халате, распахнутом на волосатой груди. На его голове была натянута сеточка. Зачем, Штирлиц не знал, но он видел точно такую же у Шелленберга.