Штопор
Шрифт:
— Я подожду вас здесь, в поселке…
Алексей Петрович обрадовался племяннику, а услышав, что он согласился отдать судье тысячу отступных и просит дядю быть посредником, оживился и суетливо стал переодеваться в праздничный наряд.
— Они ить, лихоимцы проклятые, всяк могут повернуть, — говорил он одобрительно. — Вишь, как с Витькой моим повернули. А деньги — навоз, сегодня нет, а завтра, глядишь, воз.
— Неужто и у вас так бывало? — спросил Николай.
— У меня-то? — засмеялся дядя. — Нет. Ни в жисть.
— А скажите, судья настоящий ваш друг?
Алексей Петрович
— Знамо дело, коль балбеса моего пожалел.
— А вас? Говорили, еле наскребли девятьсот рублей.
— Знамо дело. А откель у нас деньги водятся? Пензия — у меня шестьдесят два рубля да у старухи сорок шесть, вот и весь наш капитал.
— А если бы вы оказались на месте судьи, взяли бы с него взятку?
— Бог с тобой, Николаша. Нашел, с кем меня сравнить. Он ить и в детстве такой хапуга был, страсть, как деньги любил, то в шабаи играл, то безделушки продавал.
— Зачем ему теперь-то деньги? Одной ногой в могиле стоит.
— Черт его знает. Можа, в карты играет — дюже он к этому делу пристрастие имел, — можа, еще на што. А скорее всего, от жадности копит.
— Честных людей обирает, — вставил Николай.
— Дык куда ж денешься?
— Как — куда? Неужто все у нас бесчестные? Да и мы с вами не такие уж беспомощные, чтоб за себя не постоять. Перед кем мы спину должны гнуть? Перед этой нечистью? Не стыдно нам? И если вы мне не поможете, знаться с вами перестану. А этому пауку все равно конец пришел, я не отступлюсь.
— Разве я против помочь… Но как?
Николай объяснил, что от него требуется.
— А Витьку моего не засудят апосля?
— При чем тут ваш Витька? Если бы он был виноват, дружок три шкуры содрал бы с вас.
— Знамо дело, — согласился дядя. — А меня за взятку?
— Если вы сами во всем признаетесь и поможете правосудию…
— Ну, коли так…
Все остальное прошло как по сценарию. У судьи дядя пробыл более получаса — долго ждал в приемной — и вышел оттуда довольный, улыбающийся. Вытер платком лицо, протянул Николаю авоську.
— Забирай свою бандуру, дюже тяжелая она. — Поманежил немного племянника, лукаво подмигнул: — Все в порядке, Николаша, торговался долго, не уступил, лихоимец. Говорит, менее тыщи никак нельзя — тому надо дать, другому. Настаивал, чтоб завтра я объяснил, что деньги тебе пришлют не ранее воскресенья.
— Подождет. Заплатим ему сполна. — Николай еле сдерживал закипевшее снова в груди негодование.
Как судят, Наталья видела только в кино: большой зал, заполненный людьми, постамент, напоминающий сцену в театре, на котором за длинным столом сидят люди в черных сутанах и колпаках — члены суда, — справа, за загородкой, подсудимый, охраняемый солдатами с винтовками. И ей становилось страшно. Эта картина часто всплывала в воображении, и она отгоняла ее вопросами к мужу. Но чем ближе подъезжали к Бутурлиновке, тем задумчивее и сосредоточеннее становился Николай.
Зал суда располагался на втором этаже небольшого трехэтажного здания. Он был еще закрыт, в коридоре прохаживалось несколько человек.
Минут через десять их впустили в зал, и страх ее окончательно улетучился: да и никакой это
Но когда в зал ввели Владимира Кузьмича в сопровождении двух милиционеров и посадили за перегородку, ее охватил страх. Сердце тревожно заколотилось, в горле стало сухо и горько, и она незаметно достала из сумочки валидол. Но лекарство не помогло: в ушах зазвенели разнозвучные колокольчики, голова закружилась, и что сказал Николаю подошедший к нему дядя Алексей Петрович, она не расслышала. Ее начало тошнить, перед глазами все поплыло от страшной боли в животе…
Очнулась она на кожаном диване, рядом сидела женщина в белом халате, от нее пахло лекарствами. На стене висел портрет Дзержинского.
— Все в порядке, — сказала кому-то женщина. — Ничего страшного, у нее будет ребенок.
— Спасибо, доктор, — услышала Наталья голос Николая и увидела, как он приближается к ней. Нагнулся и поцеловал.
— Надо было сказать раньше, — пожурил он с легкой укоризной. — И не волнуйся, все в порядке: суд отложен, судью арестовали за взятки.
— Уедем отсюда, — попросила Наталья. — Только поскорее.
— Разумеется. Полежи еще немного, я поймаю такси.
Ей было страшно его отпускать. Тем более что женщина-врач собралась уходить.
— Подожди, я с тобой. — Она попыталась встать, но тело не подчинялось, даже трудно было пошевелить рукой, глаза слипались.
— Я ввела жене успокоительное, — сказала Николаю врач. — Ей неплохо бы поспать, хотя бы с полчасика.
— Уедем отсюда поскорее, — повторила Наталья просьбу заплетающимся языком — ее уже обволакивало туманным покрывалом.
Остаток отпуска Николай решил провести в Москве и Ленинграде, поводить жену и дочь по музеям, по выставкам, показать им достопримечательности русских столиц — отвлечь Наталью от пережитого и самому развеять невеселые мысли о служебных неурядицах, преследовавших его последнее время.
В Москве остановились в Центральной гостинице Дома Советской Армии в отдельном номере, хотя и не очень уютном, но тихом. Буфет и столовая на втором этаже. Можно было не ломать голову с питанием. А главное, им никто не мешал, и Наталья стала забывать о недавних невзгодах, даже проявила интерес к нарядам.
Неделя пролетела незаметно.
— А теперь — в Ленинград, смотреть Эрмитаж, — сказал утром Николай. — Попробую достать билеты на «Стрелу», а ты рассчитайся за гостиницу, — попросил он Наталью.
Николай ушел. Наталья накормила Аленку и спустилась вниз к дежурному администратору. У стойки выстроилась очередь, человек двадцать, а ей так не хотелось попусту терять время. Но надо было расплатиться, и она встала за старшим лейтенантом в авиационной форме. Постояла немного и вдруг увидела, как к ним, вернее к ней, направился… Артем, удивленный и обрадованный, как будто расстались они добрыми друзьями. Раскинул в стороны руки для объятий, улыбающийся, довольный. А у нее ноги подкосились от стыда и страха, она хотела уйти, но не смогла сделать и шага.