Штопор
Шрифт:
На соседнем аэродроме Николай забрал остальных членов экипажа, дозаправил самолет топливом и, проверив еще раз работу нового оборудования, взял курс домой.
Наталья собиралась на прогулку, когда пришла Марина и весело потребовала:
— Танцуй, хорошую новость сообщу.
— Николай летит? — догадалась Наталья и с благодарностью обняла подругу.
— А чего ты обрадовалась? Ты же говорила, что не любишь его, — подтрунивала Марина. — И может, он ко мне спешит, а не к тебе: как-никак, мы мое двадцатипятилетие, с ним отмечали, на брудершафт пили. А может,
У Натальи заныло от ревности сердце: может, и в самом деле было? Наверное, она очень расстроилась, потому что Марина посмотрела на нее удивленно и рассмеялась:
— Вот так-то, дорогая, бросать мужей. Успокойся, теперь верю — любишь, но предупреждаю, если еще раз оставишь, я за себя не ручаюсь.
— А своего не боишься потерять? — парировала Наталья.
— Не боюсь. Во-первых, я его одного оставлять не собираюсь, во-вторых, он у меня однолюб и никаким чарам не поддается.
— Какие же мы, женщины, эгоистки, — грустно призналась Наталья. — На чужих заримся, а своего упустить боимся. — И спохватилась: — Во сколько прилетает?
Марина посмотрела на часы.
— Запросился на двенадцать. Так что поторопись, подружка, с обедом. И нас не забудь пригласить…
В половине двенадцатого Наталья с Аленкой были уже около проходной аэродрома. После непродолжительного похолодания снова установилась солнечная, теплая погода, в воздухе плавала серебристая паутина — будто тонкие нити хлопка свились и поплыли над землей, цепляясь за одежду, прилипая к лицу, рукам, щекоча ноздри и губы, и Наталья, боясь размазать губную помаду (в последнее время она заметила, что на лице появились бледноватые пятна и губы утратили прежнюю яркость, стала прибегать к косметике), легонько провела по лицу рукой, помассировала кожу в уголках глаз — там тоже наметились паутинки морщинок, — внимательно осмотрела себя в зеркальце. Да, сильно она сдала за это лето. Не зря говорится: «От хорошей жизни русы кудри вьются, от тоски-печали русые секутся». Сколько пережила она в этом году! Теперь все будто бы уладилось, а на душе все равно неспокойно, и что-то гнетет ее, тревожит. Не дай бог, что случится с Николаем. Особенно здесь, в Кызыл-Буруне: испытание новой техники, риск, риск…
Она посмотрела на часы: половина двенадцатого. И чего она так разволновалась: ведь он запросился на двенадцать, еще целых полчаса.
Чтобы как-то скоротать время, Наталья повела дочь вдоль ограды, где после осенних дождей и потепления кое-где появились зеленые побеги, напоминающие кактусы, — с толстыми стеблями, утыканными колючками. Это, конечно, были не цветы, но довольно симпатичные растения, Наталья, обломив нижние шипы, чтобы не наколоться, сорвала несколько штук и сложила в пучок. Получился незамысловатый, но довольно оригинальный букет. Если бы еще маленький цветочек.
Они прошли вдоль ограды, и Наталья увидела выбившийся из песка ярко-оранжевый колокольчик. Нагнулась и вскрикнула от резкой боли в животе, будто подававшее признаки жизни существо перевернулось там и ударило чем-то острым. Она еле удержалась, чтобы не упасть, легонько оперлась об Аленку и замерла. Постояли немного. Боль утихла. Но стоило ей пошевелиться, в животе снова дернулось, кольнуло.
А Аленка тянула ее уже к калитке.
— Пойдем, мамочка, опоздаем.
«Что же это со мной?» — встревожилась Наталья. Когда она ждала первого ребенка, такого
— Сейчас пойдем, маленькая, — Наталья еле перевела дух, ожидая, когда боль утихнет.
— Уже гудит, ты слышишь, мамочка? — захлопала Аленка в ладоши, не замечая материных мук.
Наталья прислушалась. Нет, Аленке просто показалось. Боль наконец отступила, и Наталья неторопливо и осторожно пошла за дочерью. Вскоре и она услышала гул, похожий на далекий раскат грома, но он не затихал, а нарастал и быстро приближался.
«Коля», — мысленно произнесла имя мужа Наталья и, чувствуя как грудь наполняется радостью, вытеснившей вмиг все боли и тревоги, сделавшей тело легким и сильным, рванулась к калитке.
Но вдруг гул стал затихать, удаляться. Неужели не он? Но этому не хотелось верить. Наталья взглянула на часы: без пяти двенадцать. Он! Непременно он. И гул самолета новый, какого раньше она не слышала, Николай обещал прилететь на могучем ракетоносце, каких здесь, на аэродроме, еще не было, — и точность, присущая Николаю во всем, тем более когда дело касалось полетов. А удаляется он, чтобы лучше зайти на посадку — самолет-то новый, требует более продуманного и точного расчета. Она усмехнулась своим мыслям — уже и рассуждать научилась по-авиационному, будто причастная к летному делу. А разве не причастная? Жить с летчиком, его проблемами и заботами, радостями и тревогами, каждый день провожать его на полеты, ждать и думать, как он там, представлять себе, что он делает и что может случиться… Сколько передумала она и пережила только за последние месяцы! Догадывается ли он и понимает, как любит она его теперь?! Кажется, догадывается. И жалеет ее еще больше.
Аленка тянула шею, распахнув в восторге свои темно-карие с синеватым отливом глаза.
— Смотри, мамочка, смотри, вон он…
Самолет приближался и рос на глазах. Обозначились длинные, скошенные назад крылья, острый нос, темный зев четырех двигателей, попарно расположенных по обе стороны длинного сигарообразного фюзеляжа.
Аленка зажала ручонками уши — грохот стоял такой, что казалось, земля дрожит. И к радости, у Натальи прибавилась гордость — таким самолетом управляет ее муж!
Они, стоя у проходной, ждали долго и томительно, видели, как Николай расхаживает у самолета с Владимировым и еще какими-то офицерами, приехавшими на «газике», что-то им показывает, объясняет. А потом командир отряда и Николай сели в «газик» и поехали к командно-диспетчерскому пункту.
— Почему папа не идет к нам? — обиделась Аленка.
— Папа занят, скоро освободится, — ответила Наталья, сама сгорая от нетерпения; понимала, что дело есть дело, а начинала сердиться: «Не может оставить свои самолеты на потом, будто дороже их у него нет ничего».
И когда они устали ждать и хотели уже вернуться домой, из командно-диспетчерского пункта вышел Николай.
Аленка первая бросилась ему на шею.
С Натальей Николай поцеловался сдержанно, но глаза у него были счастливые, ласковые. Не снимая Аленку с рук, сказал:
— Идемте, вещи и подарки подвезут потом.
— Устал? — спросила Наталья, разглядывая знакомое, но с какими-то непонятными черточками, появившимися за две недели отсутствия, лицо мужа.
— Нет. Соскучился. — Николай обнял ее другой рукой и привлек к себе.