Штопор
Шрифт:
— Вот что, Валентин Петрович, — обратился Николай к штурману-оператору. — После завтрака все едем в город по своим квартирам. Собираемся в командировку за самолетом. А тебе, кровь из носа, разыскать Артема. Вылет в десять тридцать.
— Да где ж… — заикнулся было оператор, но капитан остановил его.
— Хоть из-под земли. Понял? Если дома нет, погоняй по старым адресам — давно ли вместе шастали? Небось не забыл.
— Я — что, я — пожалуйста, — пожал плечами оператор. — Но не так просто…
— Пора, — в который раз сказал Артем, но не вставал,
— Не пущу, — капризно, по-детски надула Наталья губы. — Не хочу, чтобы ты уходил.
— А думаешь, я хочу?.. Достанется мне от твоего благоверного на орехи.
— Ничего не достанется. А если и так — потерпишь. Я вон сколько терплю. — Она потеребила рукой его волосы и стала целовать в губы.
— Пора. — Артем пружинисто поднялся.
— Ты совсем не любишь меня, — обиженно сказала Наталья. — Вечно торопишься.
— Не говори, милая, глупостей, — отвечал он между поцелуями.
Она обхватила его шею руками, прижалась к сильному, мускулистому телу. Как с ним хорошо! Разве знала она до него, что такое любовь? И почему он встретился тогда, когда она уже замужем, когда есть дочь, ради которой она вынуждена притворяться, лукавить, лгать?
— А ты женился бы на мне, если бы я была свободной? — спросила она, отпуская его, — ему и в самом деле давно пора на службу.
— О чем ты говоришь, Натали! Все в твоей власти — казнить меня или миловать. Я могу хоть завтра написать рапорт. — Он быстро надел брюки, рубашку. — Приказывай, я давно хочу повиноваться только тебе, а не твоему мужу.
Она тоже встала с кровати.
— Подожди, я приготовлю кофе.
— Не надо. Отдыхай. Я ухожу. — Он завозился с галстуком — никак не мог застегнуть крючок — и подошел к зеркалу.
Она встала позади, рядом, разгладила лицо. Кажется, под глазами появилась ниточка морщин. Нет, просто показалось. Правда, усталость чувствовалась, но за такую усталость она готова заплатить и морщинкой…
Взгляд случайно потянулся в окно, на улицу, и она вздрогнула: калитку открывал Николай.
— Что с тобой? — обернулся Артем.
— Муж… — выдавила она с трудом, чувствуя, как подламываются ноги, как деревенеет все тело.
— Одевайся! — почти прикрикнул на нее Артем, и это вернуло ее к действию. Она плохо подчиняющимися руками набросила халат, пыталась застегнуть пуговицы, но они выскальзывали, словно живые существа, боящиеся ее пальцев; тогда она бросилась застилать кровать. Артем накинул мундир и стал помогать ей.
На крыльце уже раздался стук ботинок Николая.
— Иди открывай. — Артем метнулся к дивану, упал на него, прикрывая лицо фуражкой. — Скажешь, что я пьян.
Дальше она выполняла только его команды, плохо соображая, что делает, зачем и что происходит.
— Я тебя разбудил? Прости, дорогая, — говорил Николай в коридоре, где было темновато, и он не обратил внимания на обескровленное страхом ее лицо. — Наш экипаж посылают в командировку…
Он вошел в комнату и увидел на диване своего второго пилота. Остановился, ошеломленный, но лишь на секунду. Окинул комнату взглядом. У Натальи сердце замерло от страха: на столе остались фужеры. Бутылку из-под шампанского она убрала, а про них забыла.
Николай подошел к столу, взял фужер. Хрусталь со звоном треснул, осколки посыпались на
Тот приоткрыл глаза, пьяно промычал:
— А-а, командир, привет! Прости…
— Вон отсюда!
Артем приподнялся, встал. Пьяно покачиваясь, пошел к двери, низко опустив голову. На пьяного он не был похож.
Наталья ждала, что Николай набросится на него, убьет или сильно изобьет. У Николая желваки перекатывались на скулах. Но он сдержался.
В салоне «Ан-24», кроме экипажа и двух штабных работников, никого не было, и каждый занял целый ряд кресел. Николай устроился впереди у столика в надежде заглушить чтением детектива клокотавший в нем гнев, но разве могли сейчас волновать его чужие страсти, когда у самого случилась такая трагедия?!
Как он любил ее, как верил! Вытащил из нужды, из грязи… Восемь классов образования, ни специальности, ни умения жить. На что она надеялась? На то, что этот ловелас женится на ней?.. Что ж, пусть узнает настоящую цену ему. Николай тоже слишком долго обольщался: хороший летчик, замечательный человек, товарищ, пора продвигать по службе… И добился: вчера полковник Щипков подписал рапорт о направлении старшего лейтенанта Симоненкова Артема Владимировича на курсы командиров кораблей дальних бомбардировщиков. И хорошо, что подписал: оставаться в одном экипаже после того, что случилось, невозможно. Командировку Николай еще выдержит, хотя члены экипажа уже заметили, что между командиром и «праваком» пробежала черная кошка; обычно они всегда сидели рядом, как и в самолете: Николай слева, Артем справа, а теперь Симоненков забился в дальний угол и делал вид, что спит. Врешь, много раз ты выкручивался из всевозможных ситуаций — где хитростью, где ложью, теперь попался с поличным, не выкрутишься, и понимаешь — проблем прибавилось: то ли поедешь на учебу, то ли нет? То ли станет твое прелюбодеяние достоянием всего полка, то ли капитан Громадин простит жену и оставит все в тайне?
По существу, он уже простил ее, не сказав: «Убирайся прочь!» А хотелось сказать. Но дочь…
Когда у них это началось?.. Хотя, какая разница! Ясно, что не неделю назад, коль Артем домой в его отсутствие стал заявляться. И не пытается объясниться, рад, что с глаз долой отсылают. Быстрее бы вернуться и отправить его из полка раз и навсегда. Правда, теперь, уедет он или останется, значения не имеет — Николай принял решение. Стыдно только будет, если узнают однополчане.
А может, в Афганистан попроситься? Нет, боевого опыта у него в самом деле маловато. Да и война непонятная, не очень-то популярная в народе…
Подготовка к перелету заканчивалась, завтра можно давать заявку, а Симоненков вдруг не явился на ночь в гостиницу. Раньше такое поведение «правака» ни у кого не вызывало удивления или беспокойства — дело холостое, утром явится. В этот же раз все ждали грозы: командирское терпение кончилось еще перед командировкой, Симоненков, видно, получил хороший нагоняй, коль боится командиру на глаза попадаться. А тут снова, и в тот самый момент, когда решается судьба — поехать ему на курсы или оставаться еще на неопределенное время в роли правого летчика.