Штопор
Шрифт:
Почти в каждом кишлаке, где отряд действовал, у Башира были осведомители и верные люди, а готовясь к набегу, он брал обычно лошадей или ишаков для вывоза награбленного. На этот раз ни лошадей, ни ишаков в отряде не было, значит, Башир рассчитывал взять их в кишлаке.
Абдулахаб не ошибся. Башир вошел в мазанку и появился оттуда с длинным седобородым стариком. Пригибаясь при каждом выстреле и цоканье невдалеке пуль, тот повел их вдоль дувала к западной окраине. Остановились около полуразрушенной мазанки, за стенами которой увидели четырех лошадей. Башир, не говоря ни слова, прыгнул на спину одной.
Лошадь под Абдулахабом, несмотря на впалые бока и острую спину, на которой сидеть было мучительно неудобно, бежала довольно резво и потихоньку сокращала расстояние до Башира.
Они проскакали с полкилометра, когда услышали позади рокот двигателей и впереди них на дороге взметнулись фонтанчики разрывов.
Вертолеты, промахнувшись с первого захода, пошли на второй. Абдулахаб видел, как начал петлять Башир, бросая лошадь с одной стороны дороги на другую, и тоже попытался сманеврировать, но его рысак, и без того уже вздымавший боками, как после длительной скачки, сбился с галопа на трусцу и заартачился, не обращая внимания на понукания и удары каблуками в бока.
Пулеметная дорожка легла совсем рядом, и вертолет пронесся над самой головой Абдулахаба, чуть ли не задев его колесами, и это взбодрило, а вернее, напугало лошадь — она рванулась вперед, туда, где конь Башира вдруг споткнулся и грохнулся в дорожную пыль.
Абдулахаб ожидал, что сардар сейчас вскочит и придется ему уступить лошадь, но тот не вставал. И когда Абдулахаб подскакал поближе и увидел распластанное тело, у него зашевелились волосы на голове: череп сардара был расколот надвое, одна половина с окровавленной чалмой лежала радом, другая была отброшена на добрых полметра. Лошадь храпела и билась в предсмертных судорогах: снаряды раздробили ей круп.
Не отдавая себе отчета — так уж приучили его выполнять волю господина, — Абдулахаб спрыгнул с лошади и отстегнул пояс сардара. Он совсем забыл про вертолет, и только когда снаряды полоснули перед глазами, упал, прижался к земле. Первой мыслью было открыть ответный огонь из автомата, защищаться до последнего патрона, но он тут же отогнал ее; что может сделать пуля бронированному чудовищу с крупнокалиберным четырехствольным пулеметом? А если?.. И он, откинув руку, притворился убитым. Лошадь отбежала на обочину и стала щипать траву.
Вертолет сделал один круг, другой. Уж не хочет ли он сесть? Тогда придется принять последний бой…
Но вертолет вдруг круто развернулся и направился к кишлаку, где продолжали греметь выстрелы. И когда он завис над восточной окраиной, Абдулахаб пополз прочь от Башира, над которым уже зажужжали мухи, встал и пустился к горам.
Ему удалось уйти от преследования, и через неделю он разыскал жену Башира Гулям. Разыскал, но драгоценностей отдавать не стал: Гулям переметнулась к неверным, ушла жить к царандою. И Абдулахаб припрятал сокровища Башира до лучших времен, уверенный, что они скоро наступят. А казну, как и велел саиб, доставил самому Масуду.
Абдулахаб не рассчитывал на особое
Такое положение еще больше расстроило Абдулахаба. Теперь он уходил на задания с грустными мыслями и тяжелым сердцем. Надо бежать, все настойчивее зрело решение. Забрать Земфиру и… в Арабские Эмираты или еще куда-нибудь: драгоценностей Башира, если умело ими распорядиться, хватит и им и их детям… Можно прихватить золотишко, намытое на Кокче. Только бы выбраться от шурави…
В этот день на допрос его вызвали уже вечером. Средних лет капитан, все тот же, который с первого дня задержания ведет с ним словесный поединок, был менее сух и официален.
— Так ничего и не хотите нам сказать? — спросил с понятной веселинкой.
Переводчик перевел более жестко и неточно: «Так что, будем продолжать в молчанку играть или наконец вспомните, куда и зачем шли?»
Абдулахаб, как и прежде, сделал вид, что русский не понимает, ответил переводчику:
— Я все сказал, бирардар, что знал; да будет Аллах тому свидетель.
— Какой я тебе брат? — возмутился переводчик. — И не боишься, что Аллах покарает тебя за неправду?
Абдулахаб не боялся: во-первых, он не очень-то верил в Аллаха; во-вторых, если Аллах и есть, он не накажет мусульманина за обман шурави, а ниспошлет ему благополучие, ибо каждый неверный есть злейший враг ислама и заслуживает самой суровой кары.
Переводчик обратился к капитану:
— Бесполезно, Иван Андреевич. Эти фанатики, что им вбили муллы в голову, то и будут твердить.
«Значит, Мурмамад тоже ничего не сказал», — обрадовался Абдулахаб.
— Ну что ж, — поднялся из-за стола капитан. — Скажите ему, что передам их в таком случае органам национальной безопасности Афганистана. Там быстрее разберутся, кто они и что делали на берегу речки. Хотя вполне вероятно, что приходили за золотом, а когда их обнаружили, охранники ухлопали казначея, чтобы он не выдал место захоронения. Ничего, все равно найдем.
Абдулахаб с трудом сдерживал рвущуюся из груди радость; лучшего он и не ждал; главное, их отправят к своим, а там он сумеет выкрутиться, вплоть до того, что попросится на службу сарбазом или царандоем. Разыщет Земфиру и… Он даже в мыслях прерывал свою мечту, боясь, как бы не разгадали ее. А придет время, он и до этого золотишка, что на берегу, доберется. Только бы обрести свободу…
Переводчик перевел слова капитана. Абдулахаб благодарно приложил к груди руку:
— Да ниспошлет вам Аллах милость и благоденствие.