Штормовое предупреждение
Шрифт:
Однажды он спросил, чем ей этот "Даллас" так нравится.
— Не знаю, — вот что она сказала.
Потом была долгая пауза, и, когда он уже отошел, не надеясь на продолжение, она пробормотала:
— Наверное, тем, что он — про сущность всякой власти.
Больше они на эту тему не говорили.
Перемыв тарелки, Чарли насухо вытер их полотенцем, сувениром из Ирландии, на котором имелись и листочки клевера, и эльфы, и прочая нежить. Закончив, он тщательно его сложил и задумался о клевере. До сих пор, завидев полянку с клевером, он машинально ищет глазами лист с четырьмя листочками.
Войдя в гостиную, он видит, что на экране Джей Ар собачится со Сью Эллен. Чарли смотрит на ее губы и пытается представить, хорошо ли экранная киска берет это в ротик. Морин такого варианта вообще не приемлет. А жаль, это одна из немногих претензий, которые он может предъявить своей жене. Джей Ар кричит, то нахмурится, то вскинет брови. Он вне себя. Он бьет Бобби по морде. Его можно понять, попал бедный малый в переплет, совсем как он, Чарли.
Чарли решил заглянуть в гостевую комнату. Он расстегивает ремень и перемещает штырек на дырочку дальше, потом присасывается к четвертой банке. "Дабл Даймонд" все же поганенькое пиво: сплошная пена. А перед этим хряком Сэмом он напрасно тогда стушевался.
Он распахивает дверь, которую ему пришлось перевесить, чтобы открывалась наружу, и, протянув руку, нащупывает выключатель. Здесь, внутри, целый мир в миниатюре. В углу серые с белыми вершинами горы, за которыми — синее небо и округлые холмы, нарисованные прямо на стенах. Чарли все-таки нарушил правила, надеясь, что городские чиновники не станут сюда заглядывать, в этот сотворенный им мирок.
Вокруг расположенного посреди комнаты вокзала с деревянной крышей толпятся фигурки пассажиров. Они одеты по викторианской моде. Молодая женщина в капоре держит желтый зонтик. Щеголь с высоким воротником и в цилиндре. Семья рабочих, городская чернь: пропитой глава семейства в полотняной кепке и его жена, абсолютная замухрышка. Дебелая матрона, священник, дед и бабка. Двое младенцев в колясках.
От этого центра тайный мирок распространяется вширь. В домиках есть электричество, окна весело вспыхивают, как только Чарли щелкает выключателем. Миниатюрные деревья из губки и проволоки, перекресток, тщательно выписанные дорожные знаки. Молочные цистерны, красные пожарные ведра. Крохотный мир заполонил всю комнату.
Через полчасика после того, как закончилась серия, Морин переоделась в ночную рубашку и халат. Вслушиваясь в глухие звуки музыки, доносящиеся из-за стены, она приготовила себе горячего какао, оно у нее вместо снотворного. Скоро уже надо укладываться. Вообще-то она собиралась сделать несколько упражнений, но не хочется — лучше она утром подольше позанимается, обязательно.
Морин слышит, как поворачивается ключ в замке, — Роберт. Сразу ее увидев, он подходит и садится на стул рядом.
— Мам, тебе принести печенье?
Морин молчит, осторожно нащупывая языком язвочку, маленький кратер на внутренней стороне нижней губы, она часто ее мучает.
— Что-нибудь случилось?
Морин поднимает глаза. Замечает на шее сына след губной помады и улыбается — самой затаенной из своих улыбок.
— И хорошо тебе было у соседки?
— Нормально. Так что-то случилось?
— Не знаю, как и сказать.
Роберт кивает:
— Это, что ль, из-за моего отъезда?
— В общем, да.
— Но папа прав. Не могу я вечно туг у вас торчать.
Она находит его руку и крепко сжимает. К удивлению Морин, сын не пытается ее вырвать.
— Что у вас с ним такое, Роб?
— С папой?
— Да, с папой.
— Ничего. Все нормально.
— Он уверен, что ты его ненавидишь.
— Скажешь тоже, ма. Просто он все время меня подкалывает. Из-за него я чувствую себя каким-то придурком. Он думает, что я размазня, великовозрастный кретин.
— Ты преувеличиваешь. Я абсолютно уверена, что он ничего такого не думает.
— Ему бы хотелось, чтобы я стал, как минимум, нейрохирургом. А я… сама знаешь… не из умников. А работа, она на дороге не валяется. Сам бы попробовал, что ли. Из-за него я чувствую себя… как… Он заставляет меня почувствовать, что я…
— Что ты — что?
— Ну… Что мне в этой жизни уже ничего не светит. Вот что, — говорит Роберт и вырывает руку.
— Глупости, Роб. Тебе всего восемнадцать. И папа очень тебя любит, ты же знаешь. Ему просто хочется, чтобы ты… использовал все свои способности.
— По-моему, он их слишком переоценивает, мои способности.
— Можно кое о чем тебя попросить?
— О чем?
— Будь с ним поласковей, хорошо? Тем более что ты уезжаешь.
Морин выжидает, надеясь, что Роберт начнет отнекиваться. Но он молчит.
— Ведь ты уезжаешь, да?
— Да. Собираюсь.
— Ну вот… Ты ведь не хочешь, чтобы между вами оставались какие-то обиды.
Роберт тяжко вздыхает.
— Мам, я попробую. Но он…
— Я знаю, знаю.
Газовая горелка вспыхивает ярче и шипит. Из комнаты Чарли доносится шум футбольного матча.
— Ну что, поговорили? — с улыбкой спрашивает Роберт.
— Поговорили.
— Тогда я пошел к себе. А то завтра рано вставать, обещал помочь дяде Томми.
— А чем ты там у него занимаешься?
— Так, чем придется. В основном всякой мурой, на что других не заманишь. То носилки с цементом таскаю. То чай организовываю. То чиню что-нибудь, по мелочам.
— А почему ты не расскажешь об этом Чарли?
— Ты же знаешь, как он относится к дяде Томми: он такой-сякой, плохо на меня влияет.
— Но он хотя бы будет знать, что ты проявляешь какую-то инициативу…
— Для него это никакая не инициатива. А предательство — раз я работаю на Томми.
Морин кивает, допивая какао.
— Мне неловко что-то утаивать от отца.
— Тогда я больше не буду ничего тебе рассказывать. Это тебя устроит?
— Нет-нет.
Роберт берет у нее пустую чашку, чтобы занести на кухню.
— Все как-нибудь образуется. Не переживай, мам. Спокойной ночи.
— Я знаю. Спокойной ночи, Роб.