Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества
Шрифт:
– Ложились бы почивать, Ваше Превосходительство.
– Вечным сном? – Генерал захихикал и погрозил пальцем. – Уж не читаешь ли мои мысли? Ты колдун?
– Я?
– Ты! Докажи, что не так!
– Вот истинный крест!
– Не-е-е, такие доказательства не считаются. Водки мне ещё принеси.
– Это я мигом, Иван Андреевич.
– Мигом не нужно. И это… Миша… ты не торопись…
Выскочившего из избы Миньку перехватил карауливший у крыльца подполковник Бердяга:
– Гусар Нечихаев!
– Я, Ваше Высокоблагородие!
– Поди сюда. – Иван Дмитриевич указал мальчишке на лежавшее у хлева бревно. –
Внутри у Миньки всё похолодело: точно так отчим отзывал в сторону для разговора, а потом отослал подальше от опасности. Неужели и сейчас?
– Я никуда из полка не уйду!
– Тебя разве кто гонит? – удивился Бердяга. – Иван Андреевич за водкой послал?
– Ага! Только не сказал, в котором месте её взять.
– Сейчас найдём, не переживай. Только вот что, гусар Нечихаев… ты бы пистолеты у него забрал, а?
– У кого?
– Ну не у меня же!
– А-а-а, понятно. А зачем?
– Ну мало ли что. У нас вон почти все офицеры рапорта об отставке написали, а если ещё без командира останемся…
– Как это об отставке?
– Да вот так! Приказ, мол, выполнили, а далее дворянская честь не дозволяет!
– А вы, Иван Дмитриевич?
Бердяга улыбнулся:
– А я, Миша, из казаков родом, у нас честь в службе царю и Отечеству, а не в лыцарских доблестях. От лукавого они. Так пистолеты заберёшь?
– Заберу!
– Пфе, господа! – Корнет Сысоев демонстративно швырнул саблю на стол. – Я не знаю, чем руководствовался Иван Андреевич, отдавая столь бесчеловечный приказ, но отныне не желаю более служить в опозорившем себя полку! Вот так!
– Браво, Митенька! – Рядом с первой саблей грохнулась ещё одна. – Мы офицеры, а не палачи!
– Потише, господа, – подполковник Бердяга кивнул в сторону печки. – Своими воплями вы разбудите ребёнка.
Предупреждение запоздало: сдвинулась занавеска и показалось заспанное детское лицо. Дашка оглядела собравшихся офицеров и строго спросила:
– А де мамка?
– Она скоро вернётся, – натянуто улыбнулся Иван Дмитриевич. – Ты поспи ещё немного, и мама придёт.
Девочка сморщила нос:
– Не пидёт – глисяне мамку вбили. И тятьку вбили. И бабуску вбили. А де Мися? Тозе вбили?
– Здесь он! – Бердяга обрадовался поводу сменить тему разговора. – Миша сейчас придёт.
– Мися пидёт! – согласилась Дашка. – Он глисян плогонит?
– Обязательно прогонит. Их непременно нужно прогнать.
– Глисяне плохие… Мися глисян вбьёт?
– Ну конечно же.
– А вы?
Тишина… Чей-то вздох, напоминающий стон… Почему-то очень больно смотреть в требовательные глаза ребёнка.
Шёпот:
– Господин подполковник.
– Слушаю вас, корнет.
– Порвите, пожалуйста, моё прошение об отставке… – И уже во весь голос. – Мы их прогоним! Веришь? Обязательно прогоним! И ещё будем вальсировать на твоей свадьбе!
Разве можно верить гусарам, когда они что-то обещают девушкам? Обманул и этот – штаб-ротмистр Ахтырского гусарского полка Дмитрий Сысоев погиб в безумной рубке под Прагой ровно через пять лет. Иван Дмитриевич тоже не выполнил данного Дашке слова – генерал-лейтенант Бердяга был убит австрийской пулей при штурме Вены в тот же год.
А свадьба… свадьба была!
Государь императоръ Всемилостівейше соизволилъ пожаловать:
Георгиевское оружіе: Полковникамъ: пехотныхъ полковъ: Виленскаго, Казиміру Кампраду за то, что въ бою 31-го августа и 1-го сентября 1801 года у д. Великiя Козюльки временно командуя въ чине подполковника названнымъ полкомъ и находясь въ передовыхъ окопахъ, подъ огнемъ противника, безъ ближайшихъ помощниковъ, лично руководилъ действіями полка и, исполняя постановленную задачу, атаковалъ и занялъ дер. Великiя Козюльки, взялъ въ пленъ 526 англiчан и захватілъ 4-хъ орудійную непріятельскую батарею. Арзамасскаго Его Императорскаго Высочества Великаго Князя Михаила Павловiча, Даніилу Бекъ-Пирумову за то, что въ ночь съ 31-го августа на 1 сентября 1801 года, будучи начальникомъ боевой части, въ составе баталіона пехотнаго Арзамасскаго полка и дружины, получивъ задачу атаковать сильно укрепленныя позіціи южнее и севернее дороги Копорье-Воронино, своимъ мужествомъ, беззаветной храбростью и разумнымъ командованіемъ, подъ губительнымъ ружейнымъ и въ упоръ артилерійскимъ огнемъ, довелъ атаку баталіона и дружины до удара холоднымъ оружіемъ, выбилъ врага изъ укрепленія надъ с. Боботово, закрепилъ захваченный важный участокъ позиціи за собой, чемъ обезпечілъ успехъ соседнимъ частямъ, при чемъ ротами были захвачены два тяжелыхъ орудія, стрелявшихъ въ упоръ и защищаемыхъ шведской пехотой.
Глава 19
Никогда не любил англичан, ни в прошлом, ни сейчас, ни в будущем. Что за люди, а? Нельзя отвлечься на минутку, как тут же напакостят, ур-р-роды! Во что мою столицу превратили? Куда ни взгляни, везде дымы пожаров, перегороженные баррикадами улицы, неубранные трупы в красных мундирах. Ну да, жители своих погибших стараются хоронить сразу же, а до этих руки не доходят. Как бы эпидемия не случилась.
Представляю, что творится возле Михайловского замка – говорят, его всё же пришлось отдать после двух недель обороны. Говорят, но доподлинно ничего не известно. Через половину России промчался как угорелый, но тут застрял на окраине и сижу пенёк пеньком, пользуясь в качестве источников информации обрывками слухов. А они до того причудливые…
О собственной смерти, кстати, слышал за сегодняшний день несколько раз. По одной из версий я погиб в абордажной схватке, лично возглавив атаку флота на английскую эскадру. По другой – взорвал себя в пороховом погребе вместе с семьёй, отказавшись сдаваться в плен. Третий слух самый интересный – моё Императорское Величество отправилось в Лондон, убило на дуэли английского короля, премьер-министра, половину верхней палаты парламента и истекло кровью от ран. Забавно, не правда ли? И надо отдать должное распространителям этих слухов: ни в одном из них я не сбежал, не спрятался, а смерть принимал исключительно героическую, подающую пример и зовущую к подвигам. Хоть не воскресай теперь…