Штрафбат. Миссия невыполнима
Шрифт:
Несколько раз, несмотря на чрезвычайно высокий риск, Борис садился под огнём противника в расположении окружённых частей, чтобы эвакуировать раненых. Порываться в такие районы приходилось ломаным маршрутом, пытаясь миновать возможные места засад зенитчиков, заходить на посадку над головами неприятельских солдат. От таких рейдов волосы могли поседеть даже у самого закалённого вояки: пока шла погрузка раненых, вокруг продолжали рваться мины, пулемётные трасы проходили впритирку к крыльям. Ты не глушишь двигатели, готовый по первому сигналу стоящего перед кабиной офицера дать полный газ и пойти на взлёт. А за спиной у тебя в грузовом отсеке настоящая преисподняя: люди с выбитыми глазами, обожженные, с оторванными
После одного полёта, когда пришлось в нескольких проходах сбрасывать окруженцам грузы с минимальной высоты, Нефёдов вернулся на базу с пятнадцатью пробоинами. Затем последовали несколько довольно успешных рейдов, в результате которых удалось снять угрозу для города, в случае падения которого для повстанцев был бы открыт прямой путь на столицу, и они всего через сутки могли бы вздёрнуть Арройю и его министров на балконе президентского дворца, а заодно сжечь живьём тех наёмников, которые не успели бы улететь.
Вскоре самолёт Нефёдова в жёлто-зелёном камуфляже для действий над джунглями и с большой цифрой 15 на фюзеляже получил у чернокожих солдат прозвище Aardvark. Так местные называли мифическое существо, способное проходить сквозь стены и внезапно появляться из темноты над бивуачным костром, чтобы схватить душу жертвы. Подобным образом Борис ночами «проходил» сквозь стены партизанских ПВО, внезапно появляясь над лагерем повстанцев…
Напряжённая работа практически в круглосуточном режиме отнимала слишком много сил у уже немолодого лётчика. К тому же Нефёдов с трудом переносил местные погодные условия и чувствовал себя на вершине блаженства, лишь погрузившись в голубой бассейн, устроенный в тени апельсиновых деревьев. Этот райский уголок Хан пробил у самого президента в качестве профилактория для своих лётчиков.
В жарком экваториальном климате Центральной Африки даже самолёты долго не выдерживали из-за резких перепадов температуры, ужасающей жары и высокой влажности. Чего уж говорить о людях. Испепеляющая жара в этих краях давно стала легендой у тех, кто бывал здесь и сумел выбраться обратно в Европу. «Птицы садятся на телеграфные провода и тут же падают наземь уже зажаренными» – такая шутка стала навязчивой среди лётчиков.
Когда солнце в зените, аэродром становится адским пеклом: каучуковые подошвы ботинок прилипают к горячему бетону, а обшивка самолёта раскаляется так, что, дотронувшись до неё рукой, не защищённой перчаткой, можно получить самый настоящий ожог. И всё это при очень высокой влажности, которая изнуряюще действует на уже немолодое сердце. Поэтому в разгар рабочего дня было только одно желание: как можно скорее в кабину и на высоту, ибо там спасительная прохлада и дышится намного легче.
Ну и конечно, мощнейшие психологические нагрузки! Слишком часто за последнее время Борису приходилось заглядывать за ограничительную черту. Нервы его были натянуты до предела, организм напоминал выжатый лимон.
Одежда висела на нём как на вешалке. По привычке пытаясь с иронией смотреть на любые жизненные тяготы, Борис говорил про себя сослуживцам:
– Сейчас у меня идеальный жокейский вес. При моём небольшом росте я не утомлю коня. К нашим хилым крылатым «конягам» это тоже относится. Надо попросить начальство, чтобы мне прибавили жалованье за экономию ресурса двигателя и бензина.
От африканского загара и тяжёлой работы Борис почернел и высох, постарев лет на десять. Тем не менее когда после полётов старый солдат выходил в раздевалку из душа, то ловил на себе уважительные взгляды сослуживцев. В его широких плечах, крепко сбитой фигуре, небольших мускулах, быстрых движениях по-прежнему чувствовалась большая природная сила и неисчерпаемый запас выносливости.
Хотя примерно пятнадцать процентов лётчиков-наёмников (как ни странно, обычно это были самые молодые и физически крепкие парни) гибли или теряли работоспособность именно по причине профессионального выгорания. Некоторые из них из-за сильного нервно-психического истощения мучились от хронической бессонницы. Чтобы заснуть, парни сидели в баре до закрытия, напиваясь почти до бессознательного состояния. Но наутро у них тряслись руки и болела голова. Это только ускоряло трагическую развязку.
Других неделями донимал понос (известный всем фронтовым лётчикам, воюющим на износ, когда из твоего организма словно уходят все соки). Кто-то терял аппетит или впадал в полное безразличие. Были и такие, кто вдруг панически начинал бояться летать. Но твои личные проблемы никого не волновали. Всё равно до истечения контракта покинуть службу было нельзя.
Здесь не существовало такого понятия, как «операционный цикл» (короткие отпуска давались командирами только в виде награды особо отличившимся пилотам), когда лётчиков после выполнения определённого количества боевых вылетов отправляют в тыл для отдыха, прохождения медицинского обследования в госпитале. Так в годы Второй мировой войны воевали американцы, англичане и их союзники по демократическом миру с его уважением к человеческой жизни. А вот по другую сторону линии фронта работал совсем иной принцип: «Бейся, пока не погибнешь или не станешь калекой». Даже опытные германские, советские и японские асы часто не выдерживали сумасшедшего ритма фронтовой работы и совершали роковые ошибки…
Наёмники тоже оказались в подобном положении, когда надо любой ценой отрабатывать контракт, быстро зализывая раны и без отрыва от полётов пытаясь заглушить медикаментами болезни, полученные во враждебном европейцу климате. А для тех, кто ломался раньше срока, всё кончалось крайне скверно. Это был настоящий тропический ад. Сами пилоты со временем стали называть себя не иначе, как «африканским штрафбатом дядюшки Хо». Под «Хо» подразумевался командир легиона Макс Хан. Хотя справедливости ради надо было признать, что не немец устанавливал в своём подразделении подобные порядки. Обстановка на фронтах складывалась таким образом, что для президента Моргана Арройи и его клики наёмнические ВВС стали чуть ли не последней надеждой удержаться у власти. Вот они с помощью своих цепных псов из секретной службы пытались заставить лётчиков работать на пределе человеческих возможностей, используя привычные для себя методы запугивания. А главным вдохновителем самых зверских акций устрашения являлся советник президента по авиационным вопросам – южноафриканец Хенк-бомбардировщик.
Кого местная контрразведка ловила при попытке дезертировать, казнили с особой жестокостью на глазах у всего персонала авиабазы. Поэтому желающих сбежать было мало. Да и куда бежать? К мятежникам? Но ведь не было никакой гарантии, что партизаны отпустят дезертира домой или хотя бы предложат ему поработать на себя. У повстанцев имелись особые счёты к лётчикам центрального режима, которые безжалостно бомбили их, поливали напалмом, расстреливали почти в упор с бреющего полёта…
Нет, бежать к хозяевам джунглей означало подвергнуть себя слишком высокому риску быть убитым на месте.
Да и по ту сторону границы к крылатым ландскнехтам президента Моргана Арройи отношение было как к опасным преступникам. По слухам, члены нескольких перелетевших в соседние государства экипажей теперь заживо гнили на адской тропической каторге.
Понимая всё это, каждый старался доработать до окончания контракта. Не всем это удавалось. Несколько дней назад один лётчик погиб, заснув в полёте прямо за штурвалом. Самолёт ещё одного пилота совсем недавно по загадочной причине не вышел из крутого пике при штурмовке вражеской колонны…