Штрафник, танкист, смертник
Шрифт:
— Подумали уже. Пять человек, пока с вами ехали, в момент на тот свет отправились.
Таранец не стал настаивать. Времени на споры не оставалось. Без десанта придется труднее, но старший сержант прав. Здесь, в степи, с редкими островками перелесков, мелкими хуторами, оврагами, легче пройти на своих двоих, чем на громыхающих бронированных машинах. Перегрузили с танка погибшего лейтенанта Рогозина, боеприпасы, слили горючее, сняли оба пулемета. Кстати, у десантников, которые уже ушли, ни одного пулемета не было. Отдали бы им пулеметы, если б попросили. Но они не просили, и я подумал, что драться с немцами
Гнали по слабо укатанному проселку. Разминулись с колонной немецких автомашин. Они шли по параллельной дороге, в километре от нас. Ротный приказал установить на люках каждого танка пулеметы. Подбить «юнкерс» вряд ли мы сумеем, а сбить прицел может удастся. Вскоре впереди показались строения. Это была довольно крупная станция Золочев, а буквально в десятке километров от нее райцентр Казачья Лопань.
И здесь мы столкнулись с проблемой куда опаснее, чем возможный налет «юнкерсов» Нам надо было обходить станцию и городок справа — это была кратчайшая дорога к линии фронта и к Белгороду. Но мы не знали, что, овладев Харьковом, танковый корпус СС 17 марта начал наступление на Белгород и восемнадцатого числа овладел городом. Мы просто издалека увидели танковую колонну, множество машин и повозок. Догадались, что на этом участке немцы тоже наступают. Успели вовремя свернуть на северо-запад, разминуться с фрицами. Теперь мы удалялись от линии фронта, делая большой крюк. О судьбе Белгорода мы ничего не знали. Не догадывались и о том, что три наших танка идут наперерез наступающему на Белгород с запада армейскому корпусу «Раус».
Как мы проскочили или разминулись с «Раусом», остается для меня загадкой до сих пор. Может, потому, что не делали остановок. Двигались со средней скоростью, подстраиваясь под немецкие танки, не привлекая к себе внимания вражеских колонн и отрядов. Под городом Грайворон натолкнулись на колонну автомашин с пушками на прицепе. Их сопровождали два бронетранспортера. Один двинулся в нашу сторону. Разглядел, что танки русские, и артиллеристы с завидной быстротой стали отцеплять орудия. Это был дивизион 75-миллиметровок, и связываться с ним мы не рискнули. Нас бы сожгли за пять минут.
Мы сделали по паре выстрелов, подбили бронетранспортер, который присел, как охромевшая курица, а сами рванули прочь. Вслед понеслись снаряды. Один уже на излете ударил в моторное отделение моего танка, но мы сумели уйти. Потом, едва не завязнув в болоте, уткнулись в реку Ворсклу, вернее, в один из ее притоков. Любая река не лучшее место для укрытия. Села по берегам, лодки, пойменный, жидкий лес. Разглядели темное пятно сосняка и загнали наши танки в сосновую рощу. Забросали машины лапником, сразу не разглядишь. Хоть какая-то маскировка.
Решили здесь переночевать. Сходили на разведку. Низины вокруг были покрыты льдом и проталинами. Если шагать осторожно, то человека ледяной покров свободно выдерживал. Танки с риском могли пройти, если ночь будет морозная. Разглядели остатки сгоревшей
Выставили посты, перевязали раны, ссадины. Сгребли остатки махорки пополам с мусором, свернули самокрутки. Старшего сержанта, командира третьего танка, звали Василий. Фамилии я не запомнил. Или Черных, или Чернышев. Все его называли Черныш. Смуглый, с черными волосами. Служил в танковом полку с сорокового года, потом назначили инструктором в учебный полк. До осени сорок второго года учил курсантов вождению и стрельбе.
— Ну а потом с очередным выпуском на фронт, — рассказывал он.
— Чего ж лейтенанта не присвоили? — спросил кто-то из нас.
— Я с начхимом из-за бабы цапнулся, — объяснил Василий. — Тот капитан химией в полку командовал, учения проводил. Как дураки, в противогазах бегали да прыгали. Вольнонаемная медичка у нас была. Мы с ней любовь закрутили, а капитана она отшила. Старый и лысый хрен, уже под сорок лет. Ну, он, когда дежурил по полку, раз и другой меня подловил. Я ночевать к медичке бегал. Рапорт накатал, как на дезертира. Мол, в период героических боев за Сталинград такой-сякой инструктор вместо воспитания курсантов убегает из части и неизвестно где пропадает. Комиссар посмеялся. Но когда химик еще два рапорта подал, дело всерьез раскрутили. Вот так и попал на передовую.
Поговорили еще о жизни. Ночь выдалась звездная, с морозом. Разводить костер не рискнули. Где-то гудели машины, изредка взлетали ракеты, раздавались пулеметные очереди, ухали орудийные выстрелы. Спали в танках, закутавшись в разное тряпье. Выручал брезент, которого хватило на всех. Утром проснулись голодные. Шарили во всех закутках, но еда уже сутки как кончилась. Я вспомнил свои хождения по селам, когда в сорок первом выбирались из окружения.
— Антон, может, схожу с кем-нибудь в село? — предложил я.
— Еду просить?
— Лучше обменять. На полотенца, байку для портянок. Часы можно пожертвовать.
Лишних часов не нашлось. Зато собрали рублей семьсот денег, чистое полотенце, мыло, еще кое-что по мелочи. Таранец пожертвовал запасную гимнастерку. Отправились вместе с новым стрелком-радистом Степой Пичугиным. С собой взяли автоматы, по две «лимонки».
— Осторожнее там, Алексей, — напутствовал ротный.
— Что, боишься, в плен попадем?
Прозвучало излишне резко. Сказались холодная ночь, голодуха, неопределенность.
— Идите, — махнул рукой Антон. — Это тебе надо опасаться. За себя и Степана.
До небольшого села, полностью сгоревшего, добрались через час. Идти было легко. Мороз хорошо схватил вчерашнюю грязь и протаявшие лужи. Обнаружили на окраине среди сосен три землянки. В них жили несколько старух и дед лет под сто. Долго рассматривали нас.
— Свои, свои, что, не видите? — засмеялся Степан.
Признать в нас бойцов Красной Армии было трудновато. В синих комбинезонах, телогрейках. Хорошо, что на свой танкошлем я прицепил звездочку. Появилась женщина помоложе и, оглядев, спросила: