Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»
Шрифт:
Полученную провизию рассовали по вещмешкам и карманам, но все равно пришлось прибегнуть к помощи плащ-палатки. Перехватив ее четырьмя концами и связав в узлы, тяжеленный тюк взвалили на спину одному из бойцов. Так и несли потом до расположения взвода, попеременно сменяя друг друга, радуясь результативному походу, пересказывая рассказы шофера и глотая при этом обильные слюни.
X
Липатов все время возвращался к предстоящему штурму моста Мольтке Младшего. Эту новость по дороге сообщил Аникин. Замкомвзвода, а за ним и остальные дружно подтвердили, что с отвесного гранитного берега высотой в три метра форсировать реку будет равносильно самоубийству.
– Им, видишь ли, по мосту извольте наступать, а нам – кувыркайся в воду с трамплина этого, черт его дери!.. – вслух негодовал Липатов, позвякивая на ходу металлическими банками с тушенкой, сложенными в вещмешок.
– Еще неизвестно, кому лучше придется… – парировал Воронов. – На мосту, чует мое сердце, намечается хорошая кровавая баня…
– Ага!.. Баня-то – у них, а однако же в воду лезть нам придется… – не унимался Липатов.
– Уймись, Липатыч!.. – урезонил своего зама взводный. – Тут я с младшим лейтенантом согласен. Лучше не будет никому… Что на мосту, что под ним. Лучше будет тем, кто на стене Рейхстага автограф свой оставит, а потом выйдет, не спеша так, вразвалочку на ступени и смачно сплюнет…
– Ох, я бы щас сплюнул! Так бы смачно харкнул, что фашисты бы к чертовой матери захлебнулись бы! – включился в разговор Чаплыгин, чья очередь была тащить узел с продуктами. – У меня от этих сосисок – слюней полный рот…
– Гляди, сам не захлебнись! – подначил его Липатов. – А то в реку некому лезть будет. Эх-ма… Все ж таки жуть как лезть неохота в эту Шпрею…
– Ничего, Липатыч, это на пустой желудок… – шутливо успокоил его Аникин. – А как подзаправишься тушенкой, совсем другой разговор пойдет.
– Ага, – развивал мысль Липатов. – Это, значит, они говорят, чтоб нам придумать какие средства, чтоб к воде спуститься, – веревки там или лестницы. А я вот думаю, вот сосисок нам выдали – целую пулеметную ленту. Может, по ней, как по веревке, и спускаться? Как думаешь, командир?
XI
– Думаю, лучше эту ленту в себя заправить, – с усмешкой ответил Аникин. – Так оно надежней будет.
– Не скажи, командир, – замотал головой Липатов. – Я вот слыхал, что немец специально жратву оставляет и выпивку, чтоб наш солдат, изголодавшись, набросился на их деликатесы фашистские, а потом ему каюк и наступил. Слыхал, что они яд в продукты добавляют.
– Эти продукты с дивизионного склада, – пояснил Аникин. – Они там проверку проходят. Так что не боись…
– Тем более что с ядом у фрицев дефицит должен выйти, – с усмешкой проговорил Чаплыгин. – Как есть, должен выйти. Если правда, что Гитлер ядом отравился. Это ж представить страшно, сколько яду нужно, чтобы такого, как их фюрер, кондрашка хватила.
– Одно вам скажу, – весело отозвался Воронов. – Мой отец натуру их немецкую еще в Первую мировую хорошо прознал. Так вот он мне всегда повторял: «Запомни, сынок, правильно в народе говорят: что русскому хорошо, то немцу – смерть».
– Вот это по-нашему! Это верно! – обрадованно согласился Липатов. – Для них, к примеру, это яд, а для нас – эти, как их… о, витамины!..
– Точно! – под общий смех согласился Воронов.
XII
Младший лейтенант всю дорогу радовался добытому в стычке немецкому оружию. Оно должно было вооружить его бойцов-артиллеристов, лишившихся своего орудия. Воронов теперь командовал своими пушкарями в качестве командира отделения автоматчиков.
«Полковушке» здорово досталось во время перемещения штурмовой группы с Инвалиден-штрассе на улицу Альт-Моабит. Штрафники наступали по мостовой вместе с батареями полковой артиллерии. На пересечении улиц аникинцы натолкнулись на бойцов из взвода Настасенко.
Как рассказали встреченные, их взвод и бойцы третьего взвода под командой Мартынова вытеснили врага от набережной в жилые кварталы, и теперь они вместе со стрелковыми батальонами продвигаются в сторону реки.
Группа штрафников из второго взвода сопровождала «полуторку» из артснабжения, груженную ящиками со снарядами. Не успели бойцы перекинуться парой слов, как в машину, остановившуюся в проулке у стены здания, из окна стоявшего напротив здания саданули из «фаустпатрона». Бойцы запоздало открыли огонь по оконному проему, но «фаустник» уже скрылся.
Граната пробила верх кабины и взорвалась внутри. Пламя, ярко вспыхнув, тут же охватило сиденья, кабину и перекинулось на крытый тентом кузов машины. Водитель за секунду до выстрела вышел из кабины и возился с замком задней стенки кузова, готовясь к выгрузке ящиков со снарядами.
Когда граната рванула в кабине и пламя, вспыхнув, разом охватило весь грузовик, все, кто находился рядом, инстинктивно бросились прочь от грузовика, крича: – «Щас рванет!!!» – дальше всех за угол отбежал водитель.
И вдруг Носенко, ящичный из значительно поредевшего расчета младшего лейтенанта Воронова, бросился в противоход остальным, к грузовику.
– Дурак! Назад!.. – закричали ему.
Но он, не обращая внимания на крики, подскочил сзади к откинутой стенке кузова и, схватив ящик со снарядами за деревянную ручку, с силой дернул его, опрокинув на мостовую. Тяжеленный ящик с грохотом приземлился на брусчатку, и Носенко, обливаясь потом и пунцовея от напряжения, потащил его прочь от горящего грузовика.
Чаплыгин подбежал с артиллеристу и, подхватив ящик с другого края, помог оттащить его за угол.
– За мной!.. – скомандовал Аникин бойцам, бросаясь в сторону горящей машины.
XIII
К этому моменту пламя уже полностью охватило брезентовый тент. Жар от него уходил вверх, лишь слегка опаляя своим дыханием тех, кто стаскивал ящики из кузова. Куда опаснее было то, что огнем занялась древесина кузова, грозя перекинуться на сами ящики.