Штрафники против гитлеровского спецназа. Операция «Черный туман»
Шрифт:
Воронцов слушал рассказ Калюжного и вспоминал, как выхаживали на мельнице его. Как потом жил у Лиды. Как помогала она ему бежать. Как пришла она к нему на заброшенную усадьбу, как принесла его курсантскую шинель и котомку с едой в дорогу.
– Сколько ж ее дочери? – спросил Воронцов и почувствовал, как пересохло в горле.
– Саше-то? – Калюжный радостно и в то же время сдержанно, но как-то от души, засмеялся, как засмеялся бы отец, если бы его спросили о дочери. И улыбка долго не сходила с его губ. – Год и месяц. А что?
Нелюбин слушал их разговор, поглядывал на Воронцова. Когда тот вдруг начал спотыкаться, подошел и подменил его. Воронцов сошел с тропы, поискал, где вода почище, повесил ППШ на березовый сук и умылся. И долго потом еще шел замыкающим и плескал в лицо холодную воду.
Когда уже подошли к полю и просеке, на которой их должна была ждать основная группа, севернее, километрах в двух, началась стрельба. Они вошли в сосняк. Опустили носилки в заросли черничника и замерли.
– Похоже, не наши. – Кондратий Герасимович стащил с головы потный капюшон, прислушался.
– На соседнем опорном пункте.
– Там же наши! – встрепенулся Екименков.
– Судя по карте, да. – Воронцов еще раз сверил их маршрут по карте и сунул ее за пазуху. Планшет капитана Линева лежал там же.
– Кто тут теперь где, не поймешь. И свои могут обстрелять.
Капитан Гришка разглядел их в бинокль как раз в тот момент, когда в стороне Закут заработал «максим». Прозрачный лес, еще не набравший листвы, не глушил звуки, вода отражала их, и пулеметная очередь слышалась отчетливо, как будто огневая точка находилась неподалеку, не дальше конца просеки, метрах в трехстах. Полчаса назад туда прошли двое в камуфляжах «древесных лягушек», с автоматами МР40 в руках. Шли не спеша, останавливались, слушали, обшаривали округу в бинокли. Акулич доложил, что точно такую же пару видели в километре западнее. Двигались они в северо-восточном направлении. Экипировка и вооружение те же. Значит, немцы тоже уже вовсю обшаривают пущу.
И вот, наконец, возвращался Воронцов со своей группой.
– Акулич! – окликнул он младшего лейтенанта. – Иди-ка встреть. И будь осторожен. Их почему-то пятеро.
– Один на носилках, – уточнил Акулич.
– Вот именно. Что там у них произошло? Смирнов! Баранов! Прикройте Акулича!
Когда группа Воронцова благополучно миновала просеку и младшие лейтенанты опустили носилки к ногам Гришки, в лощине, где они остановились на привал, установилась тишина. Воронцов вместо доклада наклонился к раненому летчику, расстегнул его куртку, и все, сгрудившиеся вокруг носилок, увидели капитанский погон с «крылышками» возле пуговицы и Звезду Героя Советского Союза над клапаном нагрудного кармана.
– Это кто, капитан Линев? – наконец прокашлялся Гришка и взял из рук Воронцова планшет с документами.
– Да, он самый. Вот тут все его документы. Карта, офицерское удостоверение, летная книжка, личное оружие. Все цело.
– А почему «батя» не сказал, что Линев – Герой Советского Союза?
Воронцов выждал паузу и, понимая, что вопрос командира группы был адресован скорее самому себе, сказал:
– Ты же нам тоже не все говоришь.
Гришка только скользнул по лицу Воронцова взглядом и спросил:
– Что с ним? Что-нибудь серьезное?
– Голень задета. Кость вроде цела. Опухоль начала спадать. Надо поменять бинты. В пути не до того было.
– А где самолет? – О главном, для чего они сюда пришли, в эти нескончаемые болота, капитан Гришка спросил, даже не взглянув на Воронцова. Он сидел на корточках возле летчика и разглядывал содержимое его планшета. Все заметили, как напряглась его спина.
Значит, главной целью их рейда сюда, за линию фронта, был все же самолет. Или Гришка смотрит на летчика как уже на сделанное дело? Воронцов тоже выдержал паузу и ответил только тогда, когда командир группы резко выпрямился и неподвижным взглядом уставился на него. Шрам на его подбородке пульсировал, как живой. Словно там, под тонкой кожей, ожило вдруг некое существо, которое и напомнило своему хозяину о самом важном. Воронцов посмотрел на его шрам и сказал:
– Самолет находится там, где упал. К нему мы не подходили. Времени не было. Решили вынести вначале летчика. – И он кивнул автоматом на летчика.
– Он что, спит? Или потерял сознание?
– Я думаю, что ему нужна срочная медицинская помощь.
– А твой коновал что? Он смотрел его?
– Смотрел. И сказал, что нужно переправлять в госпиталь.
– Увидел Звездочку, и руки затряслись? Так?
– А у тебя не трясутся?
– У меня перестанут трястись, когда мы самолет найдем. Но тебе, Воронцов, и твоим ребятам, если дело сделаем до конца и чисто, ордена обеспечены. Это вам я говорю, капитан госбезопасности Омельченко.
Так Воронцов впервые услышал фамилию капитана Гришки. Настоящая это его фамилия или нет, никто из них не знал. В Серпухове, в госпитале, насколько Воронцов помнил, Гришка назывался другой фамилией. Ладно, Омельченко так Омельченко.
Тут же сели совещаться. Капитана Линева вместе с документами решили переправлять через линию фронта, не медля ни минуты.
– Кондратий Герасимович, летчика повезешь ты. – И капитан Омельченко по своему обыкновению несколько секунд неподвижно смотрел на Нелюбина, и эта пауза усиливала, утверждала его приказ в той незыблемости, которую не смеет уже поколебать никто. – С тобой пойдет один из моих ребят. Баранов. Еще двоих возьми из своих. В пути Баранов постоянно будет находиться возле раненого. Документы тоже будут у него. Ваша задача – обеспечение перехода. Костьми ложись, а летчика мне на ту сторону переправь. Задача ясна?
– Ясна.
– Но это еще не все. Если перейдете успешно, доложитесь подполковнику Кондратенкову, четыре часа отдыха и – назад. Искать нас здесь. Мы оставим связного. На связь выходить не будем. Никаких радиопереговоров. Полная тишина. «Бате» доложите: установили возможное место падения самолета, выдвигаемся туда, противником пока не обнаружены. Доложите еще и о перестрелке в районе Закут. Пусть сообщат на все наши опорные пункты, на все посты, чтобы не перестреляли нас во время выхода. Где будем выходить, неизвестно. Если сможем, сообщим по рации перед самым выходом. Все. Отправляйтесь немедленно. Лошади готовы. Отдохнете в пути.
А Воронцов тем временем перемотал сухие портянки и промасленной ветошкой принялся протирать свой ППШ. Кондратий Герасимович оставил ему два запасных диска и две гранаты Ф-1.
– Тебе, Сашка, оставаться, – сказал он, как будто из окопов отбывал в тыл, во второй эшелон. – А мне и одного диска хватит.
И теперь он осматривал их, проверял патроны. Диски были чистые, хотя и не новые. Бережливый и запасливый Кондратий Герасимович хранил свой боезапас в вещмешке. Развязал лямки, вытащил диски, завернутые в вафельное полотенце. Полотенце вначале сунул обратно в свой «сидор», но потом подумал, порылся на дне, погремел россыпью автоматных патронов и отыскал второе, точно такое же.