Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»
Шрифт:
– Ударим не хуже, чем под Деде-Ламином.
При этом он забывал, какие оглушительные потери понесли при взятии высоты. Известность шла не на пользу когда-то скромному комбату. Он совершенно не посчитался с мнением Маневича, когда назначил двух новых командиров отделений. Лейтенант расстроился и хотел поделиться невеселыми мыслями с Ходыревым. Однако тот был слишком возбужден.
– Сергей, ко мне девушка пришла. Отпусти на пару часов.
– Иди к Елхову, он теперь все решает. Командиров отделений нам самолично подсунул.
Борис его не слушал, бежал в ротную канцелярию. Разрешение получил
– Хватит времени? – важно спросил Елхов.
– Так точно. Спасибо, товарищ капитан.
– Орел, таких надо в командиры двигать, – сказал Елхов после его ухода. – А то заелись некоторые.
Воронков понял, ротный имеет в виду Маневича, и поддержал нужный настрой командира.
– Да, лейтенант что-то не того…
Он небрежно покрутил ладонью. Если Маневича назначат заместителем командира роты, он обязательно начнет цепляться к политруку, выталкивать вперед, где привык находиться сам. От пронзительного взгляда белоруса становилось не по себе, такой дурак сам угробится и тебя угробит. Однако настроение Елхова менялось из стороны в сторону, он подозрительно глянул на политрука и спросил с вызовом:
– Чего лыбишься?
– Улыбнуться, что ли, нельзя?
– Грамотный шибко, интриги за спиной плетешь. Только не помогут тебе приятели из политотдела.
– Ну, что вы, Степан Матвеевич!
– Они здесь останутся, а ты вместе со мной воевать будешь. Ох, скользкий ты, Витька… а Маневич парень правильный. Или не так?
Он угрожающе смотрел на политрука, тот не знал, что ответить. Неловкое молчание прервал старшина Глухов, который пригласил обоих поужинать.
– Пошли, комиссар, – сказал Елхов. – Надоели бумажки до черта… да и ты вместе с ними.
В комнате старшины было хорошо натоплено, на столе стояла сковорода с жареной картошкой, на алюминиевых тарелках лежало крупно порезанное сало, куски селедки. Под хорошую закуску выпили одну бутылку, за ней вторую. Глухов полез было за третьей, но командир его остановил:
– Хватит, Прокофий. Покурим, а там видно будет.
В это же время уголовники сидели возле печки, пили крепкий чай и вели неторопливый разговор. В центре внимания оставался Надым, который рассказывал о жестоком бое за высоту. Он не слишком хвастал, посмеивался над собственными страхами, но клонил историю в нужную сторону.
Получилось так, что блатные сыграли в бою едва не главную роль. Мужики позорно бежали и ложились под пулями. А когда капитан Елхов повел взвод в обход, братва себя показала. Почетную роль в своем рассказе Надым отвел покойному воренку Антохе, который проявил чудеса храбрости и погиб среди трупов убитых им фашистов. Сам Надым рубился саперной лопаткой, как шашкой, и уделал двух фашистов.
– Да, братва – это сила, – задумчиво протянул молодой вокзальный вор Мишка Кутузов.
Никто из воров не помнил его имени или фамилии. Года два назад он получил удар заточкой в лицо, которая повредила лицевую мышцу. Глаз оставался полузакрытым, отчего он и получил кличку, к которой добавляли имя прославленного полководца. Кутузов был силен физически, неразвит и очень ленив. Он любил хорошо пожрать, ему не нравились ранние подъемы и долгие занятия в поле. Вот бы посидеть у гудящей печки до конца войны…
Среди вновь прибывших наибольший вес имел уголовник с большим стажем Персюков по кличке Персюк. Он не нравился Надыму из-за чрезмерной агрессивности и не слишком умного поведения. Персюк, в свою очередь, не жаловал Надыма.
– Нечем хвалиться, – рассуждал Персюк. – Родину защищал, немца убил. Он что тебе, враг? Лучше бы порядок в роте навел. Глянь, что делают уроды.
Он показал пальцем на двоих бойцов, которые сушили на печной трубе портянки. По казарме плыл неприятный дух, да и сами бойцы выглядели неряшливо, ковырялись в грязных пальцах ног, чему-то смеялись. В этом отношении уголовники придерживались более строгих тюремных правил, предписывающих чистоту и аккуратность.
– Михаил Ларионыч, наведи ажур, – попросил Персюк. – Кроме тебя, некому. Надым все дела запустил, с фашистами сражался.
Глаз вокзального вора Кутузова приоткрылся чуть пошире. Он встал, за ним поднялись трое воров помельче. Кутузов брезгливо сорвал двумя пальцами портянки и швырнул их в лицо одному из бойцов. Затем поднял тяжелый башмак с налипшей грязью и метнул его во второго штрафника.
– Ты че, сдурел? – кричал тот, зажимая разбитую губу.
У Кутузова были больные застуженные уши, лицо выражало усталость. Словно из последних сил, он смахнул кричавшего бойца на пол.
– Уборку надо делать. Всем мыть полы!
Мелкие воры сгоняли в кучу бойцов, Кутузов распоряжался. Однако он не тронул бывших командиров и штрафников, имевших авторитет. В этот момент появился старшина Глухов, который одобрил инициативу Кутузова.
– Правильно. А ты чего, Мысниченко, сидишь? Помогай. Тебя и Лугового командирами отделений назначили, можете сержантские угольники цеплять.
Бывший командир саперной роты оживился. Весь день ждал, что Ходырев проговорится и последуют суровые разборки, а вместо этого получил неожиданное повышение.
– Эй, Шило, чего притух? Бери швабру, помогай, – весело крикнул он.
– Вот как надо, – сказал Персюк, сжимая и разжимая мощные кисти рук. – Теперь пожрать бы.
Еда нашлась. Накануне украли два солдатских одеяла и дверные петли. В селе их обменяли на рыбу, подсолнечное масло и самогон. Большой поднос с жареными карасями поставили на дощатые нары, самогон наливали из чайника. Персюк пригласил сержантов:
– Карасей целое ведро нажарили. Не побрезгуйте с рядовыми бойцами откушать.
Кто-то из сержантов отказался, Мысниченко и Луговой приглашение приняли. Рыба подгорела и аппетитно хрустела на зубах. Танкист Луговой, вытирая усы, тащил крупного карася, затем принял кружку самогона.
– За удачу, – подсказал очередной тост Кутузов.
– За ее самую, – смеялся Луговой.
– Хлеба нет, – вспомнил Персюк. – Сходи к старшине, Мишка. Они там ужинают, небось поделятся.
Старшина выдал Кутузову за хорошо проведенную уборку полбуханки хлеба. Примолкшая рота старалась не слушать аппетитный хруст жареной рыбы. Тощий ужин, состоявший из кислой капусты и чая, давно переварился, а караси пахли домашним маслом. Бывший командир батареи Саня Бызин подшивал чистый подворотничок, рядом сидели два его артиллериста. Они брали пример с командира и тоже приводили в порядок обмундирование.