Штрафной батальон
Шрифт:
— Отходи, взводный! Отходи!.. Я их, б… Ага, с… Давай, давай! Я вас по-цыгански разделаю! Чище лошади будете! — горячечно сверкая выкатившимися из орбит белками, кричал он.
Припав рядом за брустверную насыпь, Павел, лихорадясь, выглянул за кромку, ища бронетранспортер, который, по его расчетам, должен был накатываться на них несколько левее, и тотчас нырнул назад, прижавшись грудью к вздрогнувшей от гранатных разрывов земле. Его опередили.
Еще не успели опасть взгорбившиеся перед носом машины черные бугры, как кто-то там, в дальнем конце траншеи, вновь приподнялся и на мгновение
Одна из гранат разорвалась на корпусе машины, повредив пулемет, и бронетранспортер, сорвав накатистый бег, споткнулся, прокатился несколько метров по инерции и замер. Залегли и сметенные взрывами автоматчики.
— Кусок со Шведом работают! — догадавшись по выражению лица, о чем он хочет спросить, прокричал Салов, приникая к автомату. — Подмогай, взводный! Сыпь фрицам уголька в мотню!
«Молодцы ребята!» — в приливе благодарного чувства подумал о Шведове и Кускове Павел, отмечая, что обезвреженный бронетранспортер начинает сдавать назад. Немецкий офицер пытается поднять залегших солдат: до окопов один ведь бросок, но валится наземь, сраженный очередью в спину. Кто-то в тылу гитлеровцев поднимается из брошенной траншеи и, перебежав за поваленное дерево, бешено обстреливает автоматчиков сзади. Это Курбатов. Оказывается, он не отошел, а пропустил волну наступавших через себя и теперь здорово помогает взводу Колычева.
Попав под двойной огонь, фашисты стали расползаться, ища укрытия в воронках и промоинах.
— A-а! Не нравится штрафная закуска, сволочи! На, получи еще! Глотай, глотай! Мы не жадные! — распаляясь все больше и больше, ревел Салов, не замечая, что выбрался на край траншеи и стреляет с колен.
Но в это время из овражка нестройной толпой вываливаются еще до полусотни гитлеровцев и с устрашающим криком «Хо-о-о!» устремляются к позициям штрафников.
— Курбатов! Сзади! Отходи к нам! Прикроем! — поднимаясь на руках и напрягая голосовые связки, закричал Павел, сознавая, что двумя-тремя минутами позже тому несдобровать.
Но в ответ Курбатов пренебрежительно отмахивается.
— На-ка, выкуси! Курбатов свое в 42-м отбегал. Пусть теперь немцы от него бегают! — доносится сквозь пальбу его желчный ярящийся голос.
— Глеб, не дури! Отходи!..
— Пошел ты… У себя смотри не пропусти! А за меня не беспокойся!..
«Ну и черт с тобой!» — плюнув с досады, подумал Павел.
Отказавшись от попытки убедить Курбатова, он огляделся по сторонам, примечая, кто из бойцов взвода где находится. В запасе было несколько минут, которые он собирался использовать на то, чтобы собрать и расположить людей под рукой на случай рукопашной драки в окопах. Рядом с товарищами и командиром солдат действует решительней, обороняется стойче.
Сзади оглушительно рвануло, раз и другой, с визгом пронеслись над головой осколки, и они с Саловым свалились на дно траншеи вместе с накрывшим их пластом земли, отвалившимся от стенки. Но тотчас вскочили, отряхиваясь и отплевываясь от пыли.
— Салов! Отсюда ни шагу! Передай Шведову и Кускову — обороняться здесь будем! Я сейчас вернусь!
— Понял! — Подхватив автомат, цыган побежал в дальний
Но тот и сам уже бежал навстречу, увлекая за собой маленького Панькина.
— Там еще кто-нибудь есть?
Махтуров оглянулся на Панькина, тот отрицательно покачал головой.
— Давай за мной! — развернувшись в обратную сторону, приказал Павел.
Втроем они пробежали несколько десятков метров до узкой траншее, прихватили с собой Густельского с Шукшиным и, не встретив больше никого, вернулись назад.
Теперь, считая Салова, Кускова и Шведова, их было восемь человек — немало. Отослав Панькина, Шукшина и Густельского в центр, Павел и Махтуров залегли у самого поворота. Стали ждать, как повернутся события дальше.
Немцы, распахнув ворота кителей, набегали, дико крича и беспрерывно строча из автоматов. Очереди свистели над головой, густо сыпали по брустверу. Но уже проявлялось в их беге что-то нерешительное. Оказалось, к штрафникам с тыла пришла подмога.
Павел не видел, когда за спиной появился расчет сорокапятимиллиметрового орудия. Обернулся, лишь услышав близкий орудийный хлопок. Выкатив пушку на прямую наводку, артиллеристы били по отползавшему бронетранспортеру. Оттуда же, из глубины обороны, к ним на выручку спешила большая группа солдат, скученно, неровно выбежавших из редколесья. Бойцы с разбегу махали в траншею, растекались по окопам.
На Павла и Махтурова сверху свалился рослый сержант с гвардейским знаком на гимнастерке, а за ним еще с десяток бойцов, притащивших с собой станковый пулемет.
— Держись, штрафнички! Сейчас мы им врежем!..
Сержант быстро, сноровисто установил «станкач» в развороченном миной гнезде, ловким движением пальцев перевел на нужную отметку рычажок на прицельной рамке, предварительно сдув с нее пыль, и припал к прорези, надавив на спуск. Выпустив коротенькую прицельную очередь, сержант подправил прицел и ударил по распавшейся и наполовину залегшей фашистской цепи, не скупясь, длинно и раскатисто.
Артиллеристы между тем разбили бронетранспортер, и он, осев набок, занялся огнем. А в далеком тылу у фашистов возникли силуэты двух стремительно приближавшихся «тридцатьчетверок». Их появление определило переломный момент.
Отстреливаясь, немецкие автоматчики стали отходить назад, к овражку. В самый раз было их преследовать. Павел полез наверх, намереваясь скомандовать «Вперед! За мной!», но перед глазами вздыбилась земля. Жарко пахнувшая в лицо волна сбросила его вниз, в висок ударил жесткий мерзлый ком земли, и он, кажется, провалился в короткое беспамятство.
Мина шмякнулась около пулеметного гнезда, вывернув с корнем «станкач» и расшвыряв расчет — ладного сержанта-гвардейца и его напарника, второго номера. Кто-то из них корчился и стонал неподалеку в проходе. Приподнявшись с некоторым усилием, Павел встряхнулся, превозмогая слабость и одновременно удостоверяясь, что не ранен.
Все, кто был в траншее, выскочили из нее и вразброс бежали к овражку, в котором растворялись немецкие солдаты. Хватнув с облегчением побольше воздуха, Павел рванулся следом.