Штуцер и тесак
Шрифт:
– А-а-а! – внезапно раздалось от строений, и навстречу шеволежерам выметнулась толпа в армяках и колпаках. В руках эти крестьяне (а кто же еще?) сжимали вилы и дубины. Подлетев к полякам, мужики стали колоть их и молотить. Шеволежеры пытались отбиться: стреляли из пистолетов и махали саблями, но крестьян было много, а вилы и дубины – длиннее клинков. Подбежавшие егеря довершили разгром.
Маре, оцепенев, смотрел как на его глазах погибает гвардейская рота лучших всадников империи. Из замешательства его вывела свистнувшая над головой пуля. Вздрогнув, он разглядел направлявшихся к нему егерей. Один из них сжимал в руках
Маре потянул повод и ударил шпорами коня. Жеребец завизжал и рванул с места. Бешенным галопом проскочив луг, полковник вылетел на лесную дорогу и понесся по ней, не оглядываясь. Ему казалось, что русские бегут следом и вот-вот настигнут…
В себя он пришел только на месте вчерашнего бивуака. Уходя к поместью, капитан оставил здесь денщиков – убрать и свернуть палатки, погрузить их и другое имущество на вьючных лошадей. Спешил… Денщики закончили работу и теперь сидели в седлах, сжимая в руках поводья навьюченных коней. Полковника они встретили удивленными взглядами.
– Уходим отсюда! – закричал Маре, подскакав. – Живо!
– Что случилось, господин полковник? – недоуменно спросил один из денщиков, говоривший по-французски. – Зачем уходить? Капитан приказал ехать к поместью.
– Капитан убит, – буркнул Маре. – Другие офицеры – тоже. Никто не уцелел. Нас ждала засада! – крикнул, заметив недоверие в глазах слуг, которым денщик переводил его слова. – Там не менее батальона пехоты при батарее пушек. Слышали, как стреляли? Впрочем, – скривил он губы. – Можете выполнять приказ. Там, – он указал на дорогу, – вас ждут русские егеря. И не надейтесь на плен: я видел, как они добивали раненых штыками.
Денщики затараторили между собой по-польски, наконец, один из них, тот, который знал французский, сказал:
– Переходим в ваше подчинение, господин полковник. Но, если с нас просят, не забудьте подтвердить ваш приказ.
– Подтвержу, – кивнул Маре, подумав про себя: «Если будет кому».
К аванпостам французской армии они вышли через два дня…
По совету фельдфебеля мы несколько скорректировали первоначальный план.
– Половину егерей нужно укрыть в поварне и каретном сарае, – предложил Синицын. – В доме будет тесно, да и выбегать через дверь долго. А так выйдут разом и ударят одновременно с фронта и флангов.
М-да, не сообразил. Что значит мышление гражданского человека.
– Пушки следует прикрыть, – добавил Спешнев. – Не то поляки насторожатся.
И об этом не подумал… Уточнив детали, мы вышли на рекогносцировку. Наметили секторы обстрела, порядок действий. Проводили взглядами карету уезжавшей графини. Ее сопровождало несколько телег. Следом шла дворня: мужчины, женщины, дети…
– В лесной деревне укроются, – просветил меня Синицын. – Есть тут такая неподалеку. Лакей сказал.
Вот и ладно. Тем временем подошли егеря. При свете факелов, которые где-то раздобыл Синицын, их выстроили во дворе, и Спешнев толкнул речь – принято это здесь. Судя по лицам солдат, предстоящий бой их не смутил. Только лица построжели, а руки сильней сжали ружья. Присутствовавший при этом Ефим, дождался окончания инструктажа и подхромал к Спешневу.
– Прикажите, ваше благородие, солдатикам вина дать, – сказал громко. – У матушки-графини есть.
Егеря сразу навострили уши.
– Мы можем взять? – удивился Спешнев.
– Она велела вас слушаться, – ухмыльнулся ветеран, – я скажу, что приказали. Солдату положено.
– Стоит ли перед боем? – засомневался штабс-капитан.
– Бой завтра, – успокоил фейерверкер. – К рассвету протрезвятся. Зато спать будут крепче. Батюшка-генерал завсегда так делал: с вечера перед завтрашним боем приказывал вино давать, а вот утром – ни-ни. Не сумлевайтесь, ваше благородие, встретим поляка, как должно. Я для пушек все приготовил, осталось только зарядить. При огне, – он указал на факел, – это делать не можно – порох как никак, а вот развиднеет – и забьем заряды.
– Ладно, – согласился Спешнев, – по стакану от манерки каждому.
Егеря в строю заулыбались.
– Разойдись! – скомандовал штабс-капитан.
– Ты и ты, – ткнул пальцем Ефим в ближних егерей. Айда за мной!..
Пока егеря пили водку, явился Егор с мужиками. Тем тоже налили – это уж сам Ефим распорядился. Похоже, ветерану нравилось угощать народ. Мужики степенно подходили к ендове, наливали, крестились, выпивали и отходили, уступая место следующему.
– Двадцать три человека, – подвел итог Спешнев, когда последний из мужиков отошел от ведра. – Что так мало привел? – спросил Егора. – В деревне полсотни дворов.
– Брал охотников, – ответил старый унтер. – Не все вызвались. Ну, и негодящих отставил: старых, отроков и косоруких. Пырнуть вилами поляка или приложить его ослопом нужно уметь.
– Где укроешь? – спросил штабс-капитан.
– За оградой овин с ригой стоят, – указал рукой Егор. – Сюда снопы возили – сушить и молотить, пока мужики свои не построили, дабы барыне не платить. Пустуют они сейчас. В них и укроемся.
– Только не выскакивайте раньше времени! – сказал Спешнев.
– Не будем, ваше благородие! – не стал спорить Егор и увел свое воинство.
– Ну, что, Платон Сергеевич? – посмотрел на меня Спешнев. – Давайте и мы по чарке, а затем – на боковую! Ефим прав: следует отдохнуть.
– Не проспим поляков?
– Караул разбудит, – махнул он рукой. – Я велел Синицыну их выставить. Он же будет проверять, чтоб не спали.
Говорят, план любого сражения существует до первого выстрела. К моему удивлению, получилось иначе. Хотя, дело не во мне. Думаю, Спешнев и сам бы додумался – пушки-то он приметил. Другое дело, как бы применил. Словом, вышло, как по нотам. Поляки спешились, коноводы отвели лошадей к овину и риге, где их тут же закололи мужики, а остальное воинство полезло во двор, где его приласкали картечью. Ждавшие этого момента егеря, выбежали из дома и каретного сарая, встали в шеренги и дали залп. После чего ударили в штыки.
Я в этом веселье не участвовал – запретили. Даже из пушки выпалить не дали. А так хотелось! Ефим выбрал себе помощником одного из егерей и обещал научить его обращаться с пальником. Пару их он выволок из какой-то кладовки. Пальник представлял собой палку с закрепленными на конце щипцами, в которые вставлялись фитили. Они у фейерверкера тоже нашлись. Как сказал Ефим, зажгут при виде поляков.
– Не ваше это дело, Платон Сергеевич, – сказал Спешнев, которому я пожаловался. – Егеря сами справятся. Не то, не дай бог, саблей пырнут или из пистолета выпалят. В свалке это запросто. Другого лекаря у нас нет.