Штучка

Шэй Джина

Черт. Даже до дома же не добрался. Что, опять в туалете? Егор Васильевич, кажется, ты предполагал, что у твоего недотраха нет особых побочных эффектов, да? Подумаешь, три недели, да? Подумал, блин! Вот тебе, пожалуйста, увидел соперника, и кровь горячих кельтов ударила в виски, требуя срочно заявить свои права на эту женщину. И пофиг крови, что женщина «его» дай бог час, в общей сложности. Ох, Таня, Танечка, не повезло тебе, но ты сама виновата.

Ее безумие

— Егор! — снова вырвалось изо рта, стоило ему только снова прижать Таньку к стенке.

— Нет,

ты совершенно точно хочешь, чтобы кто-то прибежал и тебя от меня героично спас, — фыркнул Егор, ладонью заставляя девушку согнуть ногу в колене. Кажется, сегодня все-таки придется походить в чулках со стрелами, потому что вряд ли третья пара у Таньки в сумке найдется.

— Я им спасу, — тихонько выдохнула Танька. Томно выдохнула, прикусывая нижнюю губу, надеясь поддразнить. Судя по сжавшимся на бедре пальцам, слегка прищипнувшим кожу, Танька аж слабо охнула от этой легкой болезненности — сработало.

Вакуум в голове, разросшийся после долгого поцелуя с Егором, Таньку даже немного пугал. Но нет, ей ничего сейчас не хотелось, кроме как поддаться. Подыграть ему, чтобы выиграть — его самого. В конце концов, три года! Три года она хотела именно этого, чтобы у Васнецова от нее рвало крышу, чтобы он ее вот так хотел, без разницы где, без разницы когда, лишь бы только ее. Плевать, что истинное его к ней отношение… ну просто как к любовнице. Пусть он и не сдвинут на ней, это даже хорошо, в конце концов, не всем быть идиотами. Суть в том, что Танька от его прикосновений критически перегревалась и хотела взорваться. А то, как он ее целовал… Наверное, так целуют боги, так, что забываешь про все на свете. Такими поцелуями можно было разбудить (и возбудить) даже чертову Вечно Спящую Красавицу. У Таньки от близости Егора — вот такой вот, сумасшедшей, интимной — срывало крышу. С каждой секундой рядом с ним все меньше оставалось сдерживающих факторов.

Он ее пошлет. Это неизбежно. Она его измотает своей ненасытностью до него, своей манией, и он ее пошлет. Поэтому… Поэтому был смысл взять от него именно столько, сколько возможно взять. Отказываться? От секса в раздевалке спортзала? Да вот еще, как будто в первый раз. Но с ним — с ним в первый. Все остальное будто и не важно, сейчас уже и не вспомнишь, как это — когда тебя касаются другие пальцы, а не эти, все воспоминания поблекли, опреснели, просто потому что как он — не мог никто другой. Никто другой такого удовольствия ей не дарил. Вот как так вышло вообще?

— Нас не застукают?

— Мои соседи занимаются только по вечерам, — невозмутимо улыбнулся Егор.

— А камер нет?

— Тань, а глазами ты потолок обшарить не можешь? Нет в Легионе видеонаблюдения в раздевалках. Камера с той стороны двери. Это все.

Идиотские совпадения преследовали Таньку. Ведь надо же было — найти парня для перепиха именно в том спортзале, в котором занимался Егор. И не просто занимался — абонементы проплачивал. Для постоянных клиентов у «Легиона» были отдельные блоки раздевалок, на меньшее количество человек, с личными ключами. Кажется, девушка на ресепшене, выдававшая Егору ключ, поняла, каким видом «спорта» они с Танькой собрались заняться, но ничего не сказала. И хорошо, что не сказала, иначе бы не было бы сейчас вот этого — сумасшедшего, безумного, раскаленного.

Таньке Егор не давал даже шевельнуться, перехватив ее запястья свободной рукой и прижав их к стене над Танькиной

головой. Это ужасно бесило, она уже подыхала от желания ощутить его тело своими ладонями. У нее оставалось так мало возможностей насладиться им, что это было даже слегка обидно.

— Егор, — умоляюще шепнула она, пытаясь высвободить руки, но Васнецов лишь насмешливо качнул головой.

— Это ты еще не заслужила, — шепнул он, оставляя раскаленный поцелуй прямо под ее ухом. У Таньки даже голова закружилась.

— Еще? — пискнула Танька.

— Будешь себя хорошо вести — заслужишь, — мурлыкнул Егор, и от его мягкого шепота снова скрутило болезненно сладким спазмом. Вот же… Ведь знал, на что давить, знал, чем дрессировать. Заслужи! Добейся! Больные Танькины места, зацикленность на том, чтобы добиться результата, одержать победу, получить вожделенный приз. Ведь захотелось же сделать все, чтоб он дал ей волю, разрешил, допустил до себя ближе. Может, не сейчас, но позже…

Сейчас у нее осталось только восприятие. Сосредоточенное на мягких губах, скользящих по ее шее. На твердых пальцах, гуляющих по ее груди, танцующих на животе, и от всякого лишнего пируэта, выписанного ими на ее коже, тело Таньки на толику становилось ближе к точке взрыва.

Запах. Егор был близко, так близко, что ей удавалось им дышать. Святые микросхемы, от Васнецова даже пахло одуряюще. Танька не была особенной поклонницей мужского парфюма, в большинстве своем он был слишком резким, но… Но боже, как отлично подходил Егору этот теплый запах бергамота и кардамона. Больше ноток Танька разобрать не смогла, но остро ощутила, как же ей хочется уткнуться носом в его кожу и дышать им, недолго, лишь только пару крошечных бесконечностей.

Воздуха с каждой секундой становилось все меньше и меньше. Ладонь Егора прочно застряла под ее юбкой. Ну надо же, надо будет почаще их надевать, благо апрель вот-вот закончится, и скоро станет совсем тепло. Но нет, он пока что вырисовывал узоры на ее бедрах, не прикасаясь к самой горячей зоне. Кажется, он хотел, чтобы измученная Танька стекла к его ногам.

— Егор…

— Ей-богу, кляп куплю, сегодня же, — раздраженно шепнул Егор, прикусывая кожу на Танькиной шее, будто наказывая, и Танька раздосадованно прикусила губу. Ему нужно, чтоб она молчала. Будто он и так все знает о том, что она чувствует. Хотя наверное, знает, он совершенно точно знает, на какие «кнопки» ему нажимать, чтобы получить нужную реакцию. Он действительно знает, какой конкретно сейчас Таньку переполняет раскаленный, мучительный, но такой сладкий жар. Знает, что с каждой секундой девушка под его пальцами пылает все сильнее, хочет все большего.

Когда его пальцы наконец легко, невесомо касаются половых губ, даже поверх ткани трусиков, у Таньки плывет перед глазами. Дай он ей волю, ей-богу, быть бы ему трахнутым прямо сейчас, на этом кафельном полу. Но нет. Танька не может сама. Таньке приходится изнемогать. А Егор тем временем пальцами отводит ткань в сторону, скользит пальцами по влажным складкам. Его прикосновения невыносимо хороши, но их так возмутительно мало, он как нарочно медлит с переходом к основному действу. Танька прикусывает губу еще сильнее. Без члена внутри себя она вытерпит еще совсем недолго. А потом произойдет самая первая в мире смерть от перевозбуждения. Оставалось надеяться, что Егор этой смерти не допустит и чуть-чуть сжалится.