Штурман дальнего плавания
Шрифт:
Я подкрался к Ромке и крепко закрыл ему глаза ладонями, как мы это делали когда-то в школе, и измененным голосом пропищал:
— Кто?
Ромка попытался освободиться, но я не отпускал его.
— Ну довольно дурачиться! Не время, — рассердился Ромка.
Я отнял ладони.
— Гошка, ты ли это?
Мы крепко стиснули друг другу руки и обнялись. Ромка оглядел меня с ног до головы:
— Вот ты какой стал. Совсем настоящий…
— Как это нужно понимать — «совсем настоящий»?
— Настоящий моряк.
—
Мы посмотрели друг другу в глаза и засмеялись.
— Ты поступать пришел или только навестить нас?
— Поступать, Роман. На вечернее отделение. Думаю, на третий курс.
— Правильно. Мы тебя давно ждали. Знаешь, Гошка, вот какое дело. Я сейчас «Эксплуатацию» сдаю. Ну, это недолго. Час, может быть, полтора. Подожди меня, а потом я все тебе расскажу. Если хочешь видеть ребят, то они на третьем этаже, в музее. Готовятся.
— Ладно, буду тебя ждать. У меня здесь дел много.
В канцелярии техникума меня встретил наш старик «начканц». Он прочел мои документы и, глядя на меня поверх очков, одобрительно сказал:
— Вот это другое дело, Микешин! Можно сказать, прибыли «на щите». Приходите через три дня за ответом. Да не беспокойтесь. Примут. Только сейчас новый начальник занят, а то…
— Новый начальник? А Бармин? — вырвалось у меня.
— Дмитрий Николаевич последнее время стал сдавать. Болеет. Просил, чтобы перевели его куда-нибудь на юг. Ходатайство удовлетворили. Он будет начальником одного из южных морских техникумов. Скоро уезжает.
— Он пока дома?
— Сейчас, наверное, дома.
Я схватил со стола свои характеристики:
— На полчаса… Принесу! — и выбежал из канцелярии. Нужно было сейчас же повидать Дмитрия Николаевича.
Бармин жил в помещении техникума. Мне открыла его жена Вера Александровна. На вопрос, можно ли видеть Дмитрия Николаевича, она подвела меня к двери кабинета и предупредила:
— Постучите. Он там.
Я постучал. Знакомый голос ответил:
— Войдите.
Я вошел в кабинет, напоминавший каюту парохода. Бармин сидел за письменным столом и что-то писал. Лицо его осунулось, было усталым. И по тому, как он сидел и как выглядел, чувствовалось, что Бармин действительно болен. Он поднял на меня из-под лохматых бровей свои еще острые глаза. На секунду в них мелькнуло недоумение, потом они зажглись теплым светом и он проговорил:
— А, крестник! Здравствуй! Садись. Чем порадуешь?
Я протянул ему характеристики. Дмитрий Николаевич долго держал их в руках. Прочел и задумался о чем-то. Я стоял не шевелясь, навытяжку.
— Ну что ж, Микешин. Кажется, ты идешь истинным курсом. Течение, ветер, погрешности навигационных инструментов иногда отклоняют судно от истинного курса, но хороший моряк всегда придет туда, куда он наметил. В порт назначения. Старайся больше не отклоняться от курса. Скорее придешь к цели. Я очень рад, что ты вернулся таким. Начинаешь
— Да, Дмитрий Николаевич.
— Желаю всего хорошего. Не забудь того, чему научила тебя жизнь.
Мы помолчали. Потом я, волнуясь, сказал:
— Дмитрий Николаевич! Разрешите поблагодарить вас за все и пожать вам руку. Вы ведь уезжаете.
Бармин встал, и мы обменялись крепким рукопожатием.
— Мы еще встретимся, — проговорил Дмитрий Николаевич, когда я выходил из кабинета.
— Встретимся, обязательно встретимся! — уверенно отозвался я.
Мне было так жаль, что Бармин уходит из техникума. Увидимся ли мы с ним еще когда-нибудь?
Роман сдал экзамен. Он был в хорошем настроении. Мы шли по Большому проспекту и говорили о своих планах. Ему хотелось попасть на Дальневосточную линию. Самую тяжелую, но и самую, по его мнению, интересную. Ему не терпелось начать работать. Он расспрашивал меня про океан, в котором еще не бывал, про суда, на которых я плавал. И я мог многое ему теперь рассказать. Я чувствовал себя много старше и опытнее его, хотя по годам мы были почти ровесники. Но Роману оставалось сдать один предмет, и тогда он станет третьим помощником капитана, а мне нужно было еще учиться.
Мы вспоминали с ним прошлое: «Волну», «Орион», Бакурина.
Вспомнили и Керчь.
Мне хотелось сказать ему о том, что я думал, о том, как изменились мои взгляды на жизнь. Хотелось, чтобы он знал, что урок, данный мне комсомолом и Барминым, не прошел напрасно.
— Знаешь, Роман, — начал я, — ты был прав тогда…
— Когда?
— Там, на «Товарище». Ты отказался защищать меня, помнишь? Вы все были правы. Я это понял много позже. Тогда мне казалось, что вы выбрасываете меня из жизни, и я был очень обижен. Теперь не то. Три года не прошли даром.
— Мне самому было очень тяжело тогда… Переживал, что ты не подал мне руки. Временами мне казалось, что мы должны были ходатайствовать о твоем оставлении на судне, но потом я пришел к твердому убеждению, что все это сделано так, как надо. Хорошо, что ты тоже понял это. Я никогда не сомневался, что ты добьешься своего.
— Добьюсь, Роман. Правда, во многом мне помогли хорошие люди. Такие, как Бакурин, понимаешь? Они подправляли мой «истинный курс», как сказал сегодня Дмитрий Николаевич.
— А как жаль, что он уходит от нас!
— Да, очень жаль.
Больше не оставалось ничего такого, о чем мы избегали бы говорить с Романом. Все стало ясным.
— Вот и сбылась твоя мечта, Роман. Ты стал штурманом дальнего плавания. Как быстро летит время! На будущий год и я встану на мостик. А давно ли мы плавали на «Окуньке» и «Мушке»! Ну а как другие ребята? Сегодня я не успел повидать их…
Мы не заметили, как подошли к дому. Договорились встретиться сразу же после того, как Роман сдаст последний экзамен. Распрощавшись с Романом, я побежал звонить Жене.