"Штурман для космического демона. Тайна Аридена"
Шрифт:
Но мысль о том, что я могу узнать гораздо больше, уже вползла в меня, словно ядовитая змея, и жалила в самое сердце. Тайна, связанная с книгой и моим отцом. То, о чём не хотела говорить мне моя маменька, если она вообще что-то знала. Это же важнее любой сенсации. И вообще, он, скорее всего, шутит. Сможет ли он убить меня? Наверняка, всё не так страшно, как он это преподносит.
Я посмотрела на Мэйнарда, который уселся обратно в своё кресло и забросил ногу на ногу, наблюдая за мной. Нет. По его лицу не похоже, что он шутил.
— Я согласна, — вдруг ответила я.
— Уверена? Или мирно вернёмся домой. Может быть, тебе приснится сон про оперу, и в нём я тебя даже поцелую.
— Вот ещё, — заявила я. — Ладно. Как тебе, на колени встать и принести торжественную клятву? Или же изобразить магический знак приветствия?
— Зачем. Я бы предпочёл, чтобы ты стояла на коленях с совсем иной задачей, — ухмыльнулся он. — А здесь обойдёмся обычной подписью. Магический договор… — Он щёлкнул пальцами, и передо мной материализовались перо и бумага, на которой проступали символы.
— Это пункты? Что они значат то, чему ты станешь учить меня?
— Нет. Только то, что ты предупреждена о возможной смерти. А с обучением — как пойдёт. Тут я ничего обещать не могу. Но как только ты начнёшь говорить то, что не следует, я тотчас же почувствую и открою портал к тебе. И тогда пеняй на себя.
Я взяла в руку перо и странный договор. Пункты гласили о моём согласии на смерть в случае, если я надумаю кому-либо рассказать в любом виде то, что скажет мне господин Мэйнард Тироун. То есть мои журналистские поползновения также исключались. Его имя и фамилия чётко были прописаны здесь, словно в официальном документе. Как будто он имел на это полное право. Убить он меня он мог любым доступным ему способом, кроме пыток и длительного болевого воздействия.
— Не могу подписать такое, — подала я ему бумагу и сложила руки на груди. Мне моя жизнь ещё дорога. Неужели тебе этого так хочется?
— Дело твоё. — Он пожал плечами, щёлкнул пальцами и договор испарился со стола вместе с пером и чернильницей. — Коль ты считаешь, что не можешь молчать, то просто забудем этот инцидент. А я был о тебе другого мнения.
— Скажи, кто ты на самом деле, — попросила я. Потом поднялась и подошла к нему. — Как же наша беседа задушевная? Неужели всё только под угрозой смерти? Может быть, я предпочитаю узнать тебя лично. А тайны — да ну их. Меньше знаешь — крепче спишь.
Я подошла к нему, глядя в глаза. После того, как я едва не подписала свой смертный приговор, всё остальное уже не страшило. Вряд ли он может заставить меня забыть про цель. Книга, газеты папы, светящая чёрная штука напомнят о том, что мне надо узнать. Да и про серые тени вряд ли смогу забыть: мой шеф этого не позволит.
Я вздохнула, потом обняла Мэйнарда за плечи, стоя сзади. Он подскочил с места и в одно мгновение прижал меня к стене. Но голову я не опустила.
— Я же всё равно забуду об этом вечере. Не так ли, — шёпотом сказала я.
— Да. Ты ничего не вспомнишь. — Мэйнард склонился, вдыхая мой запах, а ноздри хищно раздувались.
— Значит, я могу тебя поцеловать?
Он улыбнулся обворожительной улыбкой.
— Как же твои моральные принципы порядочной девушки?
— Это же всего лишь поцелуй, — ответила я, отвлекая его внимание. Почему-то вспомнилось, что послезавтра нужно зайти за приворотным зельем. И тут меня посетила новая мысль. Я не стану подписывать с ним никаких соглашений. Не будь я Фелиция Амарант. Я пущу в ход другие средства, чтобы выпытать у него правду.
И я потянулась к его лицу, прикрыв глаза, но наблюдая за ним из-под ресниц. Губы встретились с мягкими и чувственными губами Мэйнарда. Он быстро перехватил инициативу, обхватив руками мою голову и вторгаясь в мой рот, который только этого и ждал, хотя я старалась держать себя в руках. Но почему-то в голове потемнело от этого ощущения, а пол начал уходить из-под ног. Я чувствовала запах его одеколона и горячее дыхание.
Внезапно он отпустил меня и прошёлся пальцами по щеке. Я дрожала около стены, будто только что пробежала пару миль. Меня колотило от этого ощущения мужских рук и губ на себе.
— Это я тоже не вспомню завтра? — прошептала я.
— Да. Ты же сама выбрала этот вариант, — усмехнулся он и отошёл к своим колбам, что-то помешивая. — Но мы сможем повторить то, что касается поцелуя. Если ты этого захочешь.
— А сам ты хочешь? — поинтересовалась я.
— Мои желания не ограничиваются одним поцелуем. Но не сегодня. У меня ещё есть другие дела, — ответил он ровным голосом.
От злости я топнула ногой. Хотя, чему я удивляюсь. Это же не впервые для меня. Я привыкла, что никому не нужна. Хотя порой так хотелось растаять в крепких мужских руках, как это происходило только что.
— Давай, проводи свой обряд. Не хочу ничего вспоминать, — ответила я как можно безразличнее.
Мэйнард повернулся, в его глазах снова свернули искры. Уголок губы едва заметно приподнялся в улыбке, обнажив чуть удлинённый клык. Он поднял вверх колбу, в которой плескалась мутно-фиолетовая жидкость. Размешал ещё раз. Потом материализовал в воздухе стакан, куда и перелил содержимое сосуда. И протянул эту жуткую смесь мне:
— Пей. Вот и весь обряд.
Я поморщилась. Чего уж тут думать. Закрыла глаза и выпила всё одним залпом. Всё потемнело и закружилось перед глазами. Мэйнард, поцелуй, тёмный замок и странная лаборатория. Словно во сне. Всё растворилось, уступив место другим картинам, не имеющим к этому вечеру никакого отношения. Будто что-то невиданное несло меня домой. И я парила в воздухе, словно у меня выросли крылья.
Полёт закончился внезапно. Полной темнотой и отсутствием чего-либо внятного. Я знала, что нахожусь дома. И не было этого дурацкого свидания. Словно я проспала весь вечер на диване в гостиной и никуда не выходила из дома. Сладкая тьма поглотила мой разум, лишь только губы ещё помнили его поцелуй…
ГЛАВА 22
Ночью не спалось совсем. И если бы не устала с дороги, ещё ладно. А так просто мысли мешали нормальному полноценному отдыху. Девушке досталась личная комнатушка, хотя она превосходила размером привычную ей спаленку в поместье герцога. Излишняя роскошь давила на сознание юной леди. Полночи она крутилась в большой мягкой постели под балдахином, а к утру, когда в комнату из-под тяжёлых зелёных драповых портьер проползли первые лучи солнца, она подхватилась с белоснежных простыней, сбросила с себя надоедливую, путавшуюся в ногах сорочку, оставшись в одних кружевных трусиках, и бросилась к окну.