Штурмовой вариант
Шрифт:
К Ричарду Белинда испытывала двоякое чувство. То мысленно благодарила его, что успел хоть немного приучить к джунглям, то ненавидела. Ведь именно он вытащил ее на эту прогулку, которая закончилась пленом.
Все попытки молодой женщины узнать, куда и зачем ее ведут, успехом не увенчались. Те, кто знал языки, отказывались говорить.
Чтобы она могла отбиваться от назойливых насекомых, ей не связывали ни руки, ни ноги. Однако рядом постоянно находился караульный. Перед началом ливня похитители сделали несколько навесов из широких листьев и бамбуковых шестов. Ночь Белинда провела, сидя под деревом и вздрагивая от каждого шороха. Она почти не спала. В голову лезли самые разные мысли. Пленница даже не исключала, что, заведя куда-то в глушь, ее сделают женой одного из конголезцев.
Под утро Белинда задремала. Сна она не помнила, но проснулась от того, что ее толкнули в плечо. Невысокий, похожий на скелет конголезец протянул ей кусок лепешки, обернутой каким-то листом, и горсть арахиса.
На экваторе светает поздно и стремительно. Виной всему деревья, через кроны которых почти не видно неба. Но едва стало возможным различать все, что творится в паре шагов, они снова двинули в путь. За весь день делали только небольшие остановки, на двух из которых Белинде снова дали немного хлеба со странным, травяным привкусом, и все.
К исходу дня начались проблемы с ногами. В ботинки словно налили раскаленный свинец. Белинда знала: стоит сейчас конголезцам устроить большой привал, и после него она не сделает и шага.
Неожиданно деревья расступились, и они вышли на край поля. Росшие рядками непонятные, похожие на картошку растения утопали в разного рода сорняке. Пройдя по его кромке, группа оказалась на проселочной дороге. Как ни странно, но идти стало тяжелее. Грунт здесь был твердый, из земли, словно гигантские вены, выпирали корни деревьев. Каждый шаг Белинде давался с трудом. Она словно шла по раскаленной сковороде. Быстро смеркалось. Конголезцы стали о чем-то оживленно переговариваться. Она поняла, что, по крайней мере на сегодня, путешествие подходит к концу. Сверху раздался шорох, будто с ветки на ветку перевалилось что-то тяжелое. Все задрали головы вверх. Она – тоже. Стайка грязно-коричневых обезьян, проворно перебирая конечностями, уходила в глубь леса. Неожиданно Белинда споткнулась и упала.
– Больно! – простонала она, с ужасом осознав, что не сможет сделать больше и шага.
Ее окружили конголезцы. С минуту о чем-то переговаривались. Все это время пленница лежала на левом боку, подобрав под себя ноги.
Наконец один присел рядом. Провел по щеке шершавой ладонью и неожиданно рванул на груди куртку. Раздался треск, но материал не поддался. Тогда он расстегнул сначала одну, потом другую пуговицу и запустил руку под майку. Она вскрикнула и сжалась. Однако его пальцы дотянулись до груди и сжали ее. Белинда зажмурилась. Раздался смех. Она с силой перевернулась на живот. Рука выскользнула, однако негодяй расцарапал ногтями кожу. Белинда закусила губу. Нельзя показывать слабость. Неожиданно она вспомнила про царящие в Конго ужасы, о которых ей рассказывали на инструктаже перед отъездом. Белинду тогда поразило, что в самом благополучном городе, названия которого она не запомнила, нормой считается до сорока изнасилований в сутки. Белинда ужаснулась – она одна среди полутора десятков негров. Наверняка каждый из них горит желанием «попробовать» белую женщину. До сих пор они не сделали ничего с ней лишь потому, что наверняка опасались преследования. Она вспомнила, что нередко местные племена осуществляют набеги друг на друга именно из-за женщин. А может, ее уже присмотрел кто-то из этих ужасно смердящих воинов?
Белинда охнула от боли в предплечьях. Двое конголезцев поставили ее на ноги. Она сделала шаг и присела.
Тогда один из них передал автомат другому, ловко обхватил ее за бедра и снова, как вначале, взвалил на плечо.
Это было ужасно. Чтобы при каждом шаге «богатыря» не утыкаться в вонючую и липкую куртку, она сложила руки у подбородка. Мелькающие пятки ног, обутых в армейские ботинки, плывущая земля и раскачивания снова вызвали приступ тошноты. Едкая жидкость попала в нос, и Белинда стала захлебываться. Ее истязатель отошел с дороги и свалил ее на траву у ствола какого-то покрытого мхом, словно шерстью, дерева.
– Осталось совсем мало, – раздался голос. – Вставай.
Белинда покачала головой:
– Не могу.
Ее
Белинда не поняла, сколько это продолжалось. В себя она пришла, когда ее тащили по утрамбованной ногами земле. Она с трудом подняла голову и увидела стоящие в два ряда лачуги. Крыши покрывал тростник. Двери были сделаны или из стволов тонких деревьев либо их заменял кусок брезента. Вокруг собирался народ. Неожиданно подбежал абсолютно голый и чумазый негритенок, ткнул ей в шею пальцем и убежал прочь, заливаясь веселым смехом.
Ее провожатые встали. С минуту они что-то обсуждали с вышедшим навстречу стариком, одетым в военную куртку и белые шаровары. Наконец потащили дальше. Сдвинув полог, на руках внесли в дом. Здесь горела керосиновая лампа. С трудом она огляделась. Стол, две скамейки. На стенах полки, на которых стояла посуда и лежал разный хлам. Часть помещения была отгорожена грязной занавеской. Белинда разглядела на ней синие цветки.
Кто-то сдвинул ширму в сторону. Белинду подтащили к подиуму, на котором было навалено тряпье, и бросили. Она встала на четвереньки, отползла к стене и навалилась на нее спиной. Ее истязатели что-то громко обсуждали. Не обращая на них внимания, она подтянула к себе ногу и стала расшнуровывать ботинок. С трудом стянув его, ужаснулась. Носки стерлись, а то, что от них осталось, пропиталось кровью. Пальцы распухли и из-за скудного освещения казались черными. На пятке и вовсе не было кожи. Ступня превратилась в кровавую мозоль. Правая нога выглядела не лучшим образом.
Занятая своими делами, Белинда не сразу заметила, что в доме воцарилась тишина. Она подняла взгляд и обомлела. Шестеро пар глаз с интересом и странным, животным блеском смотрели на нее. Неожиданно раздался шум. Люди расступились, пропуская к Белинде женщину. В цветастом платье, поверх которого была надета еще и юбка, она несла ржавый тазик с водой, в котором плавали похожие на лопухи листья. Поставив его, она подобрала края юбки, проворно забралась к Белинде и села на корточки у ее ног. Один из мужчин поставил рядом керосинку.
– Ничего не надо, – сказала Белинда на французском.
Женщина отдернула от нее руки и вопросительно посмотрела на мужчин.
– Надо. Скоро снова идти. Будет хорошо, – объяснил один из них.
Женщина взяла ее за щиколотку и стала осторожно мыть ногу. Было страшно больно. Но Белинда терпела, стиснув зубы. Закончив, женщина налепила на раны какую-то грязно-коричневую массу и приложила листья. Сверху замотала тряпкой. То же самое проделала с другой ногой. Закончив свои дела, она забрала таз и ушла, однако вскоре вновь появилась, неся в руках деревянную миску с какой-то жидкостью. Протянув ее Белинде, что-то сказала на непонятном пленнице языке. Один из мужчин, стоявший за спиной негритянки, показал знаками, что это надо выпить. Белинда кивнула и потянулась за чашкой. Это был какой-то отвар с резким запахом, очень горький. Однако, опасаясь разгневать конголезцев, она выпила его.
Кто-то из мужчин задернул занавеску. Белинда поняла по голосам и шуму, что часть из них вышла. Однако несколько человек остались. Среди них был тот, который говорил с ней на французском. В голове зашумело, а по телу разлилось тепло, словно она выпила хорошего вина. Белинда повалилась на тряпье и закрыла глаза. Неожиданно под лопаткой что-то кольнуло и зачесалось. Она попыталась дотянуться рукой, чтобы уничтожить кровососа, как тут же ощутила жжение на запястье. Белинда поднесла руку к глазам. Несмотря на полумрак, она разглядела мелкого, похожего на муравья насекомого. Раздавив его, снова закрыла глаза. Она чувствовала, что укусы не прекратились. Вот что-то проползло и впилось в лодыжку. Но сил сопротивляться этому не было. Да и какой смысл? Раздавит одного, другого кровососа, приползут еще. А так хотелось забыться! Постепенно окружающее будто растворилось в странном, убаюкивающем гуле. Белинда перестала чувствовать под собой жесткое ложе. Она словно оказалась в мягкой, обволакивающей невесомости и, медленно вращаясь, поплыла.