Шулер
Шрифт:
Пока что я вынуждена была рассчитывать на обычный уровень охраны для района, в котором проживала верхушка среднего класса - а это означало вышки на улицах, которые периодически делали снимки, а по ночам, возможно, флаеры. Это зависело от того, насколько развита паранойя у местных жителей.
Все ещё раздумывая над этим, я присела на корточки возле его ног.
– Эй, - я схватила его за руку, крепко сжимая, пока его глаза не открылись.
– Не засыпай. Тебе нельзя спать, ладно? Мне нужно знать, что я могу довериться тебе, если уйду.
– Там есть
– Ты говорил мне, - сказала я терпеливо.
– Но мы не доберёмся туда таким образом. Ты ничего не можешь сделать в Барьере, так что нам надо добираться человеческим способом. Мне нужно найти нам одежду. И хоть одну идентификационную карту, чтобы пробраться через ворота.
Я видела, как он смотрит на влажную униформу, которая липла к моему телу, затем на мои окровавленные волосы. Он кивнул.
– Ладно.
– Ладно, - повторила я.
– Не засыпай.
– Не засну.
– Пообещай мне.
Ревик поднял взгляд. Почему-то от выражения его лица стало тесно в груди. После кратчайшей паузы я осознала, что его взгляд выражал доверие. Он доверял мне позаботиться об этом.
Когда я подумала об этом, он стиснул мою руку, его длинный подбородок напрягся.
– Я обещаю, Элли.
Я проскользнула обратно через ряд зарослей, стараясь избегать дороги и держаться на краю парка, который прилегал к ближайшей улице, полной домов, выстроившихся вдоль берега озера Вашингтон. Я старалась изо всех сил, учитывая свои ограниченные варианты.
Слава богу, Сиэтл вовсе не походил на Сан-Франциско.
Я нашла открытую заднюю дверь без наружных камер примерно в четвёртом или пятом доме из проверенных мной. С лёгкой возвышенности с видом на ряд задних дворов, образовывавших плавный изгиб вокруг этой части озера, я первым делом заметила бельевую верёвку. Выглянув из-за ствола дерева, я просканировала местность - нет ли людей, выглядывающих из окон или находившихся в прилегающих дворах.
Я слышала новости, доносившиеся из нескольких окон, но больше никаких голосов.
Мужская одежда сохла на провисавшей хлопковой верёвке между двумя клёнами.
На другой верёвке, тянувшейся к стене домика в рабочем стиле, я заметила простыни. Там также висела женская одежда, образуя более красочную линию из синих и пурпурных цветов. Я также увидела что-то вроде детской одежды, но эта верёвка находилась ближе к тыльной части дома. Моё внимание привлекла именно мужская одежда. Я надеялась, что она уже высохла, а также зрительно измерила длину штанов, гадая, подойдут ли они ему хоть примерно.
Через несколько минут я проскользнула через проход между высокими вечнозелёными насаждениями, которые скрывали дом от берега озера.
Избегая тропы и её каменных ступеней до их частного дока, я держалась у забора, подбираясь как можно ближе к верёвке так, чтобы не покидать укрытия. Я вышла ровно настолько, чтобы стянуть с верёвки пару джинсов и мешковатое спортивное трико. Затем я схватила футболку с длинными рукавами и слегка влажную толстовку.
Утащив ком одежды обратно к живой изгороди, я немедленно скинула через голову окровавленную и порванную белую блузку официантки и оставила её в кустах. Затем я стянула чёрную мини-юбку и нижнее белье. На мгновение я оказалась совершенно голой и промёрзла до самых костей, но быстро натянула футболку с длинными рукавами и джинсы, подвернув последние так, чтобы они заканчивались у моих ступней. На талии их тоже пришлось подвернуть, чтобы они не спадали без ремня.
Я оставила трико и толстовку у изгороди и посмотрела на сам дом.
Задняя дверь была открыта.
Первой моей мыслью стала паника. Я задавалась вопросом, не увидел ли кто меня.
Когда через несколько минут я не увидела никого и не услышала, я решила, что дверь уже была открыта, когда я сюда добралась.
Снова подумав о том, что нам действительно нужно, чтобы выбраться отсюда невредимыми, я неохотно начала красться вперёд. Сердце грохотало в моей груди. Если меня заметят, все закончится, и очень быстро. Если они смотрели новости, то все живущие на побережье быстро сложат два плюс два.
Пригнувшись и задержав дыхание, я добралась до задней двери.
Потянувшись к дверному проёму, я заглянула в огромную, но старенькую кухню с деревянными шкафчиками и столешницами из белого кафеля. На мясницкой разделочной доске я увидела настоящий домашний пирог. Уставившись на него, видя, как с корочки стекает тёмное ягодное повидло, и ощущая сладкий запах печёных фруктов, я почувствовала, что мой живот скручивает тугим узлом.
Прокравшись мимо пирога к холодильнику, я тихо открыла дверь, окинула взглядом содержимое, затем схватила контейнер молока и жадно сделала несколько глотков. Аккуратно поставив его, чтобы не стукнуть полкой, я вытащила упаковку хлеба, затем ещё один пластиковый пакет с чем-то, похожим на настоящий сыр - наверное, с одного из местных фермерских рынков.
Я тихо закрыла дверь и осмотрелась по сторонам, пока не заметила столик у входа. На нем лежала кожаная сумочка, выцветшая до бледно-бежевого оттенка за годы использования. Она была выполнена в том стиле, какой выбрала бы для себя моя мама, и я внезапно ощутила лёгкую тошноту.
Отбросив в сторону чувство вины, я тихо прошла по коридору, осторожно избегая любых просевших половиц, пока поднимала и опускала босые ступни. Я потянулась к сумочке и расстегнула застёжку, вздрогнув от тихого щелчка перед тем, как открыть клапан.
Сверху лежал женский бумажник - поблёкший Гуччи с бело-коричневым узором и кошельком для мелочи. Я открыла его и сразу же нашла идентификационную карту. Выдохнув с облегчением, я аккуратно вытащила её из пластикового защитного стекла и засунула в передний карман украденных джинсов.
Закрыв сумочку, я снова поколебалась, увидев женскую гарнитуру на столике рядом с сумочкой. Это была частная версия, неправительственная.
После кратчайшей паузы я стащила и гарнитуру.
Я повернулась к задней двери.