Шумерский лугаль
Шрифт:
— Начали!
Лучники на сторожевых ходах встают, а пращники выбегают на дорогу и все вместе начинают обстрел. К тому времени я уже успеваю выпустить две стрелы. Первая попадает в семита, который шел за насторожившимся солдатом, успевшим уклониться и что-то громко прокричать. Вторую посылаю в толпу, и она сама находит цель. Дальше бью по удирающим. Двух последних снял метрах в двухстах пятидесяти от деревни, когда они уже, наверное, думали, что повезло, выскочили из засады. Никто не должен был уйти. Скрытность и внезапность — наше главное оружие.
Я засунул лук в сагайдак, вышел за ворота. На дороге в серовато-светло-коричневой
— В детстве я слушал рассказы отца о жестоких сражениях и был уверен, что только так и воюют — большими фалангами, лицом к лицу, глядя врагу в глаза. В этих сражениях с каждой стороны гибло столько воинов, сколько мы перебили сейчас, а в совсем кровавых — сколько вырезали ночью. Только вот мы не потеряли ни одного воина. Получается, что мой отец воюет неправильно? — проанализировав события, задал вопрос Мескиагнунна.
— Воюют по-разному: и так, как рассказывал твой отец, и так, как я, и еще есть много других вариантов. Главное, чтобы достиг своей цели ты, а не враг, и при этом потерял как можно меньше бойцов, потому что они — твоя сила. Сначала подумай и найди у врага уязвимые места и способ с наименьшими потерями нанести как можно больший урон, и не позволь ему сделать то же. Мы воюем так, как нам позволяет противник, просто не все используют имеющиеся возможности. Если враг не оставляет выбора, тогда сражаемся лицом к лицу, глаза в глаза, как рассказывал твой отец, но это худший вариант, в котором на исход битвы может повлиять случай. Научишься находить и реализовать возможности, навязывать врагу свой выбор — станешь непобедимым полководцем, — прочел я короткую лекцию по военному искусству.
— Брат говорит, что я слишком слабый, что никогда не научусь, — сообщил юноша.
— Это он никогда не научится, будет постоянно своим толстым лбом пробивать стены, пока лоб не треснет, — утешил я Мескиагнунна. — Командир не должен быть самым сильным, самым ловким или самым лучшим стрелком. Командир должен уметь принимать правильные решения, выбирать нужных исполнителей, мотивировать их и контролировать выполнение приказов.
— Но ты как раз самый сильный и лучше всех стреляешь, — усомнился он.
— Это среди вас я лучший, а у себя на родине был середнячком, — признался я.
— Хорошо, что нам не придется воевать с твоим народом! — якобы шутливо произнес юноша.
— Не придется, — уверенно произнес я.
Насколько помню, с потомками шумеров, иракцами, русские будут на одной стороне. Впрочем, не уверен, что в жителях Ирака будет течь хотя бы капля шумерской крови. Представителей дряхлых этносов, которые превращаются в беспринципных кровососов, уничтожают все, кому не лень, и во все времена. В двадцатом веке это делали турки с армянами, немцы с евреями и цыганами, колонизаторы-западноевропейцы с неграми…
22
Этот табун из пары сотен диких лошадей и ослов пасся на очень большом, десятка в три буров (сто восемьдесят девять гектаров), поле полбы-двузернянки — окультуренной дикой пшеницы с ломкими стеблями и плотно заключенным в чешую зерном, что затрудняет обмолот, зато неприхотливой. Я застану ее в Европе в восемнадцатом веке, а возможно, и позже росла, только на глаза не попадалась. Для обработки такого поля требуются сорок человек, поэтому обычно владеют такими цари или верховные жрецы храмов. Урожайность здесь выше, чем будет в средние века в Европе, в среднем пятнадцать-восемнадцать центнеров с гектара, а если учесть, что за сезон собирают два урожая, то такое поле может прокормить уйму народа. Колосья давно срезали, но поле все еще было покрыто полегшей, высокой стерней, которую с удовольствием поедали непарнокопытные.
Охранял табун десяток солдат-семитов, которые сидели и лежали на берегу канала под раскидистой ивой, и пара собак. Они заметили приближающийся к ним по ветру отряд из тридцати человек под командованием Мескиагнунна, но сперва решили, что это свои, из армии города Киша. Униформы сейчас нет, воины одной национальности одеваются примерно одинаково, так что шумера из моего отряда не отличить от шумера из другого населенного пункта. Первыми определились собаки, выбежав навстречу и залаяв на незнакомцев. Это тоже не насторожило семитов. Собаки лают на всех чужаков, каковыми для них является любой горожанин и даже кочевник из другого племени. Только когда Мескиагнунна заколол одну из собак, вражеские солдаты почуяли недоброе. Если бы он ударил ее древком плашмя, это бы сочли необходимой обороной, попыткой отогнать, а вот уничтожение собственности союзник себе бы не позволил. Семиты вскочили на ноги, готовя оружие.
— Вперед! — крикнул младший сын царя и, подняв копье над плечом, первым побежал на врагов.
Кочевники избегают рукопашных с шумерами, потому что к строю не приучены, копьем и щитом владеют хуже, предпочитают обстреливать с дистанции из луков и пращ. Сейчас дистанции была слишком короткой — и они начали ее увеличивать. Шумеры не отставали, чтобы не попасть под обстрел. Так они и пробежали с километр, пока не оказались возле сухого канала, из которого выбралась наверх вторая половина нашего отряда под моим командованием.
Десяток семитов мы расстреляли вмиг, прикончив заодно и вторую собаку. Трупы обшмонали и оттащили в водохранилище, расположенное рядом с полем, которое оно и питало. Пусть их поищут и поломают голову, куда делся табун и охрана? Может, заподозрят в предательстве, понизив и так, по слухам, низкий боевой дух осаждающих.
— Опять мы победили, не потеряв ни одного человека! — хвастливо произнес Мескиагнунна.
— Их было намного меньше, — поубавил я его радость.
— Это неважно! — отмахнулся он. — Если бы на них напал мой брат, то обязательно потерял бы кого-нибудь.
Младший брат всегда старается утереть нос старшему, не понимая, что утирает самому себе.
— Выдели людей, чтобы гнали табун к реке возле нашей базы. Будем переправляться на противоположный берег и следовать в Ур, — приказываю я.
— Куда спешить?! — удивляется юноша. — Давай еще повоюем!
— Надеюсь, враги не скоро отсюда уйдут, а если мы вернемся в Ур два раза с богатыми трофеями, нами будут восхищаться в два раза больше, — подсказываю я основы пиара.
— Тоже верно! — соглашается Мескиагнунна и делает глубокий вывод: — А если три раза вернемся с трофеями, будет еще лучше.