Шумный двор
Шрифт:
— Ладно, ладно, — не захотела слушать Валентина Григорьевна. — Я на рынок спешу…
— Так можно взять машинку?
— Ну, что ж, — недовольно сморщилась бабушка. — Возьми. Хоть спросила — и то спасибо…
Лена кончала третью закладку, когда с соседнего балкона послышался знакомый мотив. Лена встала из-за машинки.
— Уже тюкаешь? — спросил Саша.
— Начала. Неплохо получается. Зайди, посмотри.
Он показал губами: «А бабушка?»
— Ее нет. Вьен зиси.
Саша знал это французское выражение.
— Сейчас приду, — радостно
Приглаживая на ходу волосы, Саша вошел в комнату.
Однажды он был здесь. Тогда его особенно заинтересовали французские книги. Просто не верилось, что для Лены эти книги все равно как русские. В тот раз Саша попросил ее почитать вслух. Здорово! Он слушал с открытым ртом.
— Если хочешь, могу тебя немного научить, — сказала Лена.
Саша обрадовался.
— Правда? Знаешь, ты говори со мной только по-французски.
— Но сначала выучи хотя бы самые простые предложения.
С тех пор Лена иной раз говорила ему какое-нибудь простенькое предложение, и он много раз твердил его про себя, стараясь запомнить.
— Сля тё плэ? — подавая напечатанный пригласительный билет, спросила Лена. — Тебе это нравится?
Он трижды повторил в уме новую фразу и посмотрел на билет.
— Ух ты!
— Сля мё плэ. Так надо ответить. Это мне нравится. Билет и в самом деле приятно было взять в руки — словно из типографии.
Саша прочел текст и в задумчивости опустился на стул. Прочел второй раз…
— Ошибку нашел? — испугалась Лена.
Не ответив, он быстро поднялся.
— Я на минутку. Сейчас приду.
Вернулся Саша с голубым листком бумаги. Показал на свет.
— Видишь, с водяными знаками! Бумага — высший класс… Напечатай на ней.
— Зачем тебе?
— Потом скажу. Сначала напечатай.
Она перегнула листок вдвое, вставила в машинку и заглавными буквами выстукала «ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ». Подчеркнула пунктирной линией и… вдруг поняла. Руки ее опустились.
— А хорошо это? — едва слышно спросила она.
— А почему нет? Я считаю, это самый лучший выход.
Но прошло не меньше минуты, пока наконец снова не застучала машинка. И то стук прерывался паузами, то пальцы Лены словно обретали уверенность и торопливо ударяли по клавишам.
И вот — последняя точка.
Саша взял билет и прочитал вслух:
«Дорогой тов…
Если Вы хотите весело провести воскресный день 6 августа, то приходите к 12 часам во двор дома № 16 по ул. Степной. Здесь вы будете участником большого праздника — открытия дворовой пионерской площадки.
В программе праздника:
торжественная часть, показательные выступления, концерт, игры, викторина.
Не забудьте прийти на праздник. Мы Вас очень ждем.
Совет пионерского штаба».
— Как раз то что надо! Правда?
— Ой, я ничего не знаю. — Она закрыла лицо руками.
— Ну, Лена! Так нельзя. Сама подумай, что здесь страшного?
— Я не знаю. Ничего не знаю, — повторила она.
— Ты просто трусиха. Чего боишься?
— Да, — прошептала Лена.
Ожидание
И вот наступил праздник.
Для ребят это был радостный и волнующий день. Да и как не волноваться! Ведь они должны показать гостям свои спортивные достижения, выступить на концерте — кто со стихами, кто с танцами, песнями.
Для Лены этот день был вдвойне волнующий. Она ждала от него так много, как никогда в жизни.
Ждать начала еще в субботу с утра. Если была дома, то беспрерывно прислушивалась — не идет ли кто по лестнице. Если была во дворе, то не могла выдержать и десяти минут — мчалась наверх и с трепетом нажимала кнопку звонка. Валентина Григорьевна удивлялась: то Лене захотелось пить, то забыла какую-то книжку, то ей понадобилось для чего-то узнать время, то вообще прибежала неизвестно зачем.
Но в субботу отец не приехал.
Утром, в воскресенье, как и обычно, затрубил горн. На зарядку высыпали все ребята. В одну минуту выстроились в шеренги. Было солнечно, тихо, на мачте чуть шевелился флаг.
Закончили зарядку пробежкой.
— А теперь — по домам! — сказал Гриша. — Чиститься, гладиться!
В подъезде Саша догнал Лену.
— Волнуешься?
— Очень, — призналась она.
Дома Лена выгладила шелковый пионерский галстук, пилотку и принялась за белую блузку.
— Раз уж у вас такой праздник, — сказала Валентина Григорьевна, — то надень новое капроновое платье.
— Нет, бабика, — рассеянно ответила Лена. — Пионерский галстук и капроновое платье, по-моему, не совсем подходят.
Бабушка обиделась, поджала губы. Но Лена даже не заметила. Она все слушала и слушала. Когда же, когда? Уже десятый час. Почему не слышно шагов? Почему не скрипят ступеньки? Четвертая и пятая ступеньки обязательно должны заскрипеть. Даже под ее ногами они никогда не забывают скрипнуть. А он, наверное, большой, высокий… В самом деле, какой он? Высокий, низенький, худой, полный?
Она уже одета, причесана. Лена посмотрела на себя в зеркало. Тоненькая, большеглазая, на подбородке — коричневая родинка. Бабушка говорит, что такая же родинка была и у мамы… «Что он подумает, когда увидит меня?.. Только увидит ли?.. Нет, — с обидой подумала она, — видимо, уже не приедет… Но почему?»
Всякие догадки приходили на ум: не захотел, не получил пригласительного билета, новая жена не отпустила, уехал в отпуск…
А сама все слушала и ждала. Она не находила себе места. Раскрывала книгу и тут же откладывала ее. Присаживалась к пианино, брала несколько аккордов и тут же пугалась: а вдруг именно в эту секунду он поднимается по лестнице? И она осторожно опускала крышку. Потом прошла в другую комнату и стала смотреть на улицу. Скоро увидела худощавого мужчину в коричневом костюме. Он переходил улицу как раз в направлении их дома.