Шунь и Шунечка
Шрифт:
— У меня воинская повинность отменена, — сказал Лектрод, сгорая со стыда.
— Жалко мне тебя, даже в армии не служил, оттого и не стоит, — произнес капитан Размахаев и решил сменить тему разговора в какую-нибудь необидную для князя сторону. — Ну и хорошо ли там в Киото?
— Неплохо. Там есть сад камней, там рыбу сырую с соусом кушают.
— Ну это ничего особенного. Когда снег растает, ты здесь камней тоже много увидишь. В прошлом году, правда, не растаял. Но так редко бывает. А сырую рыбу аборигены тоже лопают. На мороз бросят, а потом ножичком стругают и лопают. Но мне не нравится, рыбой воняет. А водку рисовую ты, между прочим, пил?
— Пробовал.
— Правду говорят, что теплая?
—
— Это они зря, ты им передай, что из холодильника лучше идет. Или пускай на снег выставят, если они до холодильников не додумались. Ну и как, забирает?
— Забирает, но все-таки плохо.
— Я так и думал! И что ты тогда в своей Японии потерял? Оставайся, зимовать станем, со мной не соскучишься! Может, в шахматы партейку сгоняем? Ты в шахматы хоть умеешь играть? Если не умеешь, так скажи, не стесняйся. Я тебя запросто научу.
— Пропустил бы ты меня, капитан, на свою суверенную территорию. Мне в Киото все равно надо.
Размахаев призадумался. Уж очень ему хотелось стать майором. С другой стороны, Лектрод был мужиком неплохим и по жизни обиженным. Медаль у капитана уже была. Зачем ему вторая? Напрасно, конечно, князь его домом побрезговал. “Наверное, он зашитый, боится слабину дать, болезный”, — решил Размахаев.
— Ладно, задам тебе еще один контрольный вопрос. Ответишь правильно — отпущу, а за неверный ответ будешь здесь со мной куковать. Тебе в России-матушке нравится?
— Да, — честно ответил Лектрод. — У вас здесь мне интересно.
— А мне нет, — грустно сказал капитан. — Но в данном случае это не имеет значения. Черт с тобой, езжай, вражина, ответ твой засчитываю за правильный. Езжай, только на глаза мне больше не попадайся. Я тебя не видел, ты — меня. Если поймают, так и скажи: капитан Размахаев — мужик хороший, но только я с ним не знаком. Запомнишь? Только учти: дороги отсюда нет никуда. Вот у меня даже и автомобиль имеется, но доехать на нем никуда нельзя — дорога за околицей кончается, — сказал он, обнял князя и трижды облобызал.
В ответ Лектрод не мог не вытрясти из трости стаканчики: “На посошок!”
Размахаев удивился, что Лектрод, несмотря на болезненность, все-таки незашитый. Подивился он и трости.
— Может, мне подаришь? Я о такой заначке всю жизнь мечтал! А то свою мне приходится от жены за словарем Даля прятать. А она раскусила — как от меня пахнуть начнет, так она мне: “Опять глаза налил, опять за далью даль?” Может, мне теперь на Дюма переключиться? Отдал бы мне тросточку. Мне здесь все-таки зимовать, а не в Черном море плескаться. А ты в своем Монако себе новую купишь.
— Не могу. Хочу, но не могу. Рука не поднимается — это ж моя частная собственность! К тому же она у меня наследственная, — с жаром произнес князь.
“Хочет, но не может. В этом-то вся проблема, что не поднимается. Хорошо, что я ему визу не обнулил и трость не отнял, он ведь богом обиженный”, — еще раз убедился в своей правоте капитан на вечные времена.
— На вот, на помойку выкинь, — протянул ему Лектрод на прощанье консервную банку “Ужин полярника”.
Не посмотрев на банку, Размахаев полез к себе за шиворот и повесил на шею Лектроду медный крестик:
— Поноси на здоровье, может, все-таки хоть разок у тебя встанет.
— Трогай! — донесся до капитана из необъятного пространства голос, перекрывавший вьюжную ночь.
— Передай-ка шифровку в Вычислительный центр, — велел Размахаев солдатику — и смолк.
Не слыша текста, тот в недоумении развел руками. После инъекции компота сердце под гимнастеркой работало ровно.
— Что ты руками разводишь, будто неродной? Передай, как обычно: “Никаких объектов в пределах видимости не обнаружено. Капитан Размахаев”. А если про Лектрода кому разболтаешь — погублю. У меня в запасе один заговор имеется, — зашарил он по карманам. — Вот, послушай-ка для острастки:
Стоит гроб, в нем покойник тяжел, В груди осиновый кол, На животе — сушеные мухи, Трупный червь, ты меня слушай!— Слушаюсь, товарищ капитан! — сказал солдатик, но как-то без восторга, приличествующего подчиненному. До дембеля ему оставался еще год. И этот год нужно было прожить.
Спасение
Перед въездом в Киото Лектрод решил подкрепиться. Он долго стоял у витрин ресторанов, рассматривая муляжи предлагаемых блюд. Возле муляжей лежала табличка с ценой. Очень удобно. В дороге, то есть большую часть жизни, Лектроду приходилось питаться по преимуществу сухой смесью для заядлых путешественников “Traveler’s Perfect”. В этих гранулах было все необходимое для его взрослого организма, включая разрыхлитель мужских желаний, усмиритель дефекации и замедлитель роста волос на лице: каждый знает, что бритье в полевых условиях — занятие не из приятных. “Все свое ношу с собой”, — таков был слоган Лектрода. И о мумиях он всегда думал с восторгом. В своем замке он собрал их немало. Уезжая, одну из них он клал в свою супружескую постель. Лектрод полагал, что это была мумия мужчины. Некоторые известные египтологи с ним не соглашались, но князь был непреклонен. В любом случае, индианочку эти разногласия интересовали мало.
С дефекацией у Лектрода и вправду иногда возникали проблемы. С этим-то уж никто не поспорит. Но если проблема все-таки разрешалась, то по полной программе: готовый продукт выходил запакованным в аккуратный целлофан, перевязанный розовой поздравительной ленточкой.
Щетина у Лектрода действительно не росла, на что и обратил внимание капитан Размахаев. И это несмотря на то, что шевелюра и волосы на княжеской груди отличались завидной шелковистостью, что свидетельствовало об отменном качестве корма. От сухого этого корма он не ощущал плоских плотских желаний и чувствовал себя хорошо. Настолько хорошо, что даже переписал на бумажку его состав, зафиксированный до миллиграмма: протеин, жиры, углеводы, витамины всех групп, цинк, медь, золото, платина… Одно плохо: по вкусу разноцветные гранулы напоминали дерьмо с больничной отдушкой. Вполне естественно, что после долгого путешествия Лектроду захотелось чего-то другого. Но только с одним условием — чтобы еда была полностью сбалансированной. Женщины и ежедневная дефекация не вписывались в жизненное расписание Лектрода. Со смесью ужаса и восторга князь вспоминал о консервной банке “Ужин полярника”. “Надеюсь, что капитан Размахаев выбросил ее куда надо”, — рефлексировал Лектрод, въезжая в Киото.
Лектрод стоял у витрин. Ему казалось, что во всех заведениях чересчур дешево для того обеда, который он решил вкусить. Наконец, он обнаружил ресторан, где не было ни муляжей, ни табличек с ценами. Только вывеска на всех языках: “Исполнение любых желаний”. “Скорее всего, здесь достаточно дорого”, — решил князь. Автоматические двери подобострастно расступились, официант изогнулся в вопросительный знак.
Как и рассчитывал Лектрод, напротив каждого блюда была проставлена не только калорийность, но и элементный состав. Князь достал свою бумажку и начал непростые подсчеты. Однако ни одно кушанье даже отдаленно не удовлетворяло его строгим условиям. То с протеином перебор, то подавитель в дефиците. Официант стоял на почтительной дистанции и не думал разгибаться. Лектрод поманил его и ткнул пальцем в самопальную бумажку. Официант почтительно поднес ее к глазам, углубился в чтение, издал межзубное шипение, заскользил на кухню. “Наверное, говорит, что все будет исполнено незамедлительно”.