Шут для птичьего двора
Шрифт:
И указал взглядом в направлении реки, где Гилэстэл, зайдя по грудь в воду, купал своего коня. Две другие лошади паслись неподалеку.
Иннегард поднялся, и, ощутив головную боль, поморщился.
— Головушка? — сочувственно-насмешливо поинтересовался Астид. — Это бывает после принудительного перевоплощения. Говорю тебе, ополоснись. Сразу полегчает.
— Долго я спал? — стягивая рубашку, спросил Иннегард.
— Шесть часов, — пожал плечами полукровка. — Надо признать, ты довольно тяжелый.
Иннегард прошел на берег и, раздевшись,
— Странно вы путешествуете, — сказал Иннегард, вернувшись к костру и оглядев нехитрый лагерь. — Ни свиты, ни слуг.
— Тебе непривычно? — снимая котелок с огня, хмыкнул Астид.
— Напротив. Я так целый год жил. С цирковым балаганом полстраны объездил.
— И как?
— Понял, что предпочитаю комфорт.
— Ты удивишься — мы тоже.
Гилэстэл вывел коня на берег и пустил пастись, а сам оделся и подошёл к костру. Сунув руку в один из вьюков, он протянул Иннегарду кусок серого гранита.
— Держи. Это тебе подарок, на память.
— Что это? — полуэльф озадаченно принял странный сувенир.
— Осколок твоей надгробной плиты. Крышку уронили, и он откололся. Корявые у тебя были похороны, надо сказать.
На лицо Иннегарда легла тень, он сжал обломок в кулаке. Гилэстэл положил руку на его плечо.
— Это уже в прошлом, Иннегард. А в будущем тебя ждёт долгая и интересная жизнь.
— С чего вы взяли? — покосился на него полуэльф.
— С того, что теперь ты мой ученик.
— И чему вы будете меня учить?
— Многому. А ты будешь учить меня. Астид, ты собираешься нас кормить?
Ели уху, черпая из одного котелка. На расстеленной скатерти Астид разложил взятый в дорогу провиант. Иннегард, поначалу чувствовавший себя скованно, вскоре расслабился и успокоился. Поев, он улегся на траве и уставился в небо, катая в ладонях осколок.
— Эй! Как там тебя, Астид?
— Астид, — кивнул полукровка.
— Где-нибудь поблизости есть приличный бордель? Мне нестерпимо хочется или убить кого-то, или….
Астид усмехнулся. Этот отвязный желтоволосый метис положительно ему нравился.
— Выше по течению городок имеется. Можем слегка увеличить доход твоему папеньке.
— Что? — приподнялся на локте Иннегард. — Платить шлюхам? Их почтит своим присутствием благороднейший …
Тут он запнулся, посмурнел.
— А кто я теперь, собственно? Брат лишил меня любимой женщины, папаша — титула и жизни.
Гилэстэл прищурился на эти слова.
— Когда я просил барона о снисхождении к твоей судьбе, он, помимо этой злосчастной свадьбы, помянул какую-то давнюю историю с женщиной. Что еще ты натворил?
— Он винит меня в смерти своей второй жены. Я что-то подмешал ей в вино на их свадьбе.
— Ты? Но ты был тогда ребенком!
— Вот именно! — сверкнул глазами Иннегард. — Я был всего лишь ребенком, отец которого променял его на
— И что ты подмешал?
— Не знаю. Просто украл у замкового лекаря склянку с чем-то и влил в её кубок. Кто же знал…
— А барон? Что он?
— Я же его сын. Был тогда еще единственный сын. Он скрылот всех истинную причину смерти жены.
— Не от всех.
— Что вы хотите сказать?
— Твоя мачеха, баронесса Киара, прекрасно осведомлена об этом случае.
— Откуда вы знаете?
— Она сама намекнула мне в разговоре. Без подробностей, конечно. Она имеет сильное влияние на твоего отца. Без давления с её стороны барон вряд ли бы решился на то, на что решился.
— Гадина, — прошипел Иннегард. — Породистая тварь. Плодовитая и ядовитая, как паучиха. Наплодила «чистокровок» и тычет отцу в лицо моей человечьей кровью. А он за щель под её юбкой готов родного сына на плаху отправить. Однажды я с ней поквитаюсь. С ними со всеми. Вернусь и поквитаюсь. Этому вы тоже будете меня учить, Ваша светлость?
Гилэстэл притушил огонёк в глазах.
— В первую очередь, Иннегард. В первую очередь.
Иннегард оказался весёлым, бесшабашным и нагловатым. Но весёлость его граничила со злым сарказмом, а бесшабашность отдавала лёгкой малахольностью. Гилэстэл, наблюдая за полуэльфом, понимал, что за сумасбродными выходками Иннегард прячет собственную неуверенность и горечь отвергнутого ребенка. А еще выяснилось, что светловолосый полуэльф падок на красивую одежду и охоч до противоположного пола. Женщины — от служанок до знатных дам, не в силах были отказать дерзкому красавцу.
В первом же трактире, где они остановились на ночь, Иннегард умудрился соблазнить супругу какого-то постояльца. Проснувшийся среди ночи Астид увидел, как новый воспитанник князя, покинув постель, тихо выскользнул из комнаты. Полукровка проследил за Иннегардом до чулана, в который чуть погодя, прокравшись по темному коридору, шмыгнула закутанная в шаль молодка. Посмеиваясь, полукровка вернулся в комнату. По всей видимости, в балладе, спетой невезучим певцом, имелся смысл, и неутомимая любвеобильность была главным достоинством дома Хонгескъё. Астиду пришла в голову мысль, что получение прибыли от весёлых домов было лишь второстепенной целью барона Фаннегарда. Как-никак, в семье подрастали восемь сыновей.
Утром Астид, глядя на воздушный поцелуй, тайком посланный счастливицей уезжающему кавалеру, шутливо подмигнул Иннегарду.
— По тебе не скажешь, что ты усоп. Резвишься, как живой.
— Есть кое-что, что во мне всё-таки умерло, — Иннегард взглянул на полукровку непривычно серьёзными глазами.
На обратную дорогу времени ушло в три раза меньше. Оствуд радостно встретил князя и его спутников, с услужливой поспешностью подгоняя прислугу. В номере было пусто — Ригестайн, по словам хозяина, ушел ранним утром.