Шутки кончились. Стихотворения

Сидерос Данута

ПОСТУЛАТЫ

1. Поэт имеет право на бардак в квартире и на смерч на дне стакана, поскольку путеводная звезда благоволит к юродивым и пьяным. 2. Поэт имеет право на минор, истерики, скандалы и банкеты. Да, если текст и автор не одно — поэт имеет право и на это. 3. Имеет право он менять невест. 3.1. На женихов. 4. Имеет право слова. 5. Не посвящать дурацкий этот текст Джалилю, Лорке или Гумилёву. 6. Поэт имеет право врать взахлёб. 7. Жонглировать словами. 8. Корчить рожи. 9. Смотреться, как самовлюблённый жлоб. 10. И не писать. Да. И на это тоже. 11.

Во имя правды и забавы для — Поэт. Имеет. Право. И за это 12. Его имеют право расстрелять Имеющие право не-поэты. октябрь 2007

«Засыпаешь в пять. Просыпаешься в семь сорок две...»

Засыпаешь в пять. Просыпаешься в семь сорок две от тишины в голове. Ни единой буквы, никаких тебе навязчивых ритмов — немота чудовищных габаритов. До обеда ходишь довольный, как слон, думаешь: вот повезло! Бережёшь пустоту, как багровые нити шафрана, чувствуешь себя странно. После обеда становится страшно. Мечешься, ворошишь какие-то файлы, записи от руки, черновики. Куришь в форточку, стараясь выглядеть жалко. Прячешься в плед, хотя в доме жарко. Думаешь, сочинить бы стишок про Жака... ну... того, что сломал городской фонарь. На улице хмарь. Кошмарное нынче лето. Можно рассказать и про это. Или, допустим, начать с фразы: «Я вижу мёртвых людей». Вот видишь. Видишь? Масса идей. Он стоит, улыбается, пожимает плечами, достаёт жестяную баночку из-под чая, открывает крышку, терпеливо ждёт, пока они выползают: чудища с вращающимися глазами, белые кролики, многоножки строчек, беглые мысли — без носков, без сорочек, тощие сюжеты — одна канва, и слова, слова... Он дожидается, пока к тебе вернётся последний хроменький ритм. Ни слова не говорит. Прячет банку и исчезает со скоростью пули. Не услышав, как ты ворчишь: на черта, мол, мне этот улей. сентябрь 2009

ПОСТУЛАТЫ-2

Поэту нужен скромный тихий дом С террасой, садом, баней и фонтаном, Чтоб было где в тоске лакать бордо И люто горевать по дальним странам. Читатель напридумывал себе, Что у поэта строчек целый баррель, Что днём поэт играет на губе, А ночью из волшебного амбара Лопатой выгребает чудеса... Едва ль узнает кто-то в целом мире О том, как унизительно писать В обычной пятикомнатной квартире! Поэту нужно есть три раза в день Икру, паштет, стерлядку с сельдереем, Чтобы отринуть мысли о еде И обратиться к ямбам и хореям! Пусть даже у поэта нет икры (Да, пусть! Поэт согласен и на это!), Поэту нужен санаторий «Крым», Холодная Москва вредна поэту! Нам скажет и лингвист, и логопед, И всякий труд научный говорит нам, О том, как важен ультрафиолет Для крепкого забористого ритма! Поэту нужно музу понежней, Развязную, желательно немую, Но чтобы в ней читался некий нерв, Бестрепетная преданность ему и Пленительный изящный силуэт: Чтоб бюст побольше, талия поуже... А впрочем, это лишнее. Поэт Согласен и на нескольких похуже. Пусть будут симпатичны, но тихи, Тогда к концу весны, а может, лета Поэт, возможно, выдаст вам стихи, А не пустышку в рифму, вроде этой. декабрь 2008

Они достают свой возраст как действенный аргумент...

Вере Полозковой

Они достают свой возраст как действенный аргумент. Как будто кругом не люди, а коньяки, Как будто есть что-то лучше, чем ждать прилёта комет и радужных птиц нектаром поить с руки. Они атакуют скопом в надежде поймать свой шанс попасть под шумок с тобой на корабль ноев. Спокойней. Не делай пауз, но двигайся не спеша, оставь им свою улыбку, а остальное храни в толще тёмных вод, как древняя крошка Несс, в холодной тиши, где рыбы, вода и камень. Не нужно бояться пафоса, он — лучший друг клоунесс. Кривляйся, дерзи, позируй для фотокамер. Старайся реветь поменьше: испортишь хороший грим, зачем тебе в двадцать с гаком — ряды морщин? В тебе мириады сказок, о них и поговорим. О том, как тебе несладко — молчи. Молчи. февраль 2010

ВНУТРИ НОЯБРЯ

А что октябрь? Он за горстку снов, как пить дать, тебя продаст. А лето — пером на воде писано, и смёрзлась давно вода. Ходи и чвакай гнилыми палыми подкидышами листвы. Ноябрь, помогая себе жвалами, глотает тебя с головы, торопится, будто бы год не ел, — а тут вот добыча вдруг. Мотор покрывается колким инеем, противно липнет к ребру. Бумага пульсирует, дышит вся, становятся буквы в ряд. Паскудно живётся, но складно пишется в утробе у ноября. ноябрь 2007

ПРИЗНАНИЕ

Да, в целом, я не из тех, кто внедряет метод, я даже читать инструкции опасаюсь. Зато я могу ронять подброшенные предметы — всех местных жонглёров давно уже гложет зависть. Ещё из меня плохой завод готовых решений, и я не умею следовать процедуре, зато я могу блестяще мазать мимо мишени — все снайперы посинели и нервно курят. Я плохо умею молчать — в крови говорит май, но это неважно, мой главный конёк не в этом: я быстро и виртуозно сбиваюсь с любого ритма! Учитесь, танцоры. Учитесь, друзья-поэты. май 2008

ВЫХОД В ГОРОД

ОТПУСК

«Вышло время на штопку лат и на срыв чеки. Всё. Отбегался, отшумел, отыграл своё. Здесь ночами над лесом звенят колокольчики. Здесь ручей из твоих земель тихий холод пьёт. Насладись красотой сполна. Выпей памяти. Не растает, не убежит твой рутинный вал. Погляди-ка — взошла луна...» Он кивает. И... Размышляет: кто ж её проектировал? август 2007

«Небо различных оттенков бурого цвета...»

Небо различных оттенков бурого цвета. Площадь с рекламной строчкой наперевес. Здесь успеваешь забыть, что бывает лето, И уж тем паче, что где-то бывает лес. Небо отсутствует. Это теперь надолго. Пьер и Мария знали, куда идут. Я же верчу железки другого толка. Скажем, монтажку. Праздничный атрибут. Не попрощаться. Не разгрестись с долгами. Байки про быт и бабки — обманка, блеф. Небо (ну всё, приехали...) — под ногами. Синее, как: ноль, ноль, девяносто, F. февраль 2007

«Ты ошибся, сочтя её просто одной из многих...»

Ты ошибся, сочтя её просто одной из многих. Думал: «Пару недель поживу — поминай, как звали». На её стороне бетонные злые боги. На её стороне мегатонны стекла и стали. Ни по мокрым трассам, ни по грязным дворам промзоны, Ни в вокзальной толпе, к глазам поднимая ворот, Не уйдёшь от неё. Так и будешь всю жизнь пронзённый Чёрной стрелкою указателя: «Выход в город». Будешь рожи корчить, прыгать на задних лапах, Будешь строчкой вилять, огорчаясь, что нет хвоста. «Я такой хороший! Не страшно, что весь в заплатах. Погляди, Москва! Я умею ещё и так!» И она тебя за твои стишки и ужимки, Улыбнувшись даже, а не скривившись, вроде, Замыканьем цепи, распрямленьем одной пружинки — Милостиво Запечатает в переходе. июль 2007

ГЛЯДЕЛКИ

Зачем луна? Она не греет. Она, как рыба, Смотрит глупо. Сижу без сна У батареи. Смотрю в ответ — Кто первый сдастся... 2004

«В парках рядами ровными ржавые кроны и...»

В парках рядами ровными ржавые кроны и ржавые фонари с паучьими городами внутри. Близится время памяти, живые и теплокровные перебирают хлам, листают календари. Директора, консультанты, банкиры и дипломаты, собираются на важные встречи, гладят рубашки, в последний момент, подумав, кладут в дипломаты кто тряпичного зайца, кто ракушку, кто пряжку. Фотомодели, телеведущие, светские дамы собирают наряды, как мандалы — крупица к крупице. Каждая надевает нечто, о чём не помнит годами: каштан на шнурке, кольцо из пластмассы, перо неизвестной птицы. Если спросить об этом, они краснеют и сердятся, потом говорят: «Вы разве не знали? Это теперь модно». Память слегка холодит сосуды и достигает сердца, лица и голоса хранятся в шкатулке на дне комода. август 2010