Шутки кончились. Стихотворения

Сидерос Данута

«Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта...»

Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта: ты, говорят, не девочка, а мечта, коса у тебя густа, зелены глаза и нежны уста, приходи, говорят, поболтать. У нас, говорят, красота, не то, что у вас там. А то и вовсе оставайся у нас, здесь уют, тишина, земляника, ландыши, белена. Оставайся, ты нравишься нам. Я говорю, куда мне... и так полный воз вас тут. И к тому же, мне рано — малолеток нигде не любят. Они говорят, у нас нет ограничений по возрасту, глянь на Оленьку: восемь лет — а уже в клубе. Я смотрю на Оленьку, та улыбается мне сквозь ретушь. Я

говорю: «Нет уж!» И бегу, отбиваясь от назойливых рук листвы, к живым. июль 2009

«Бывает, просыпаешься поутру...»

Бывает, просыпаешься поутру: пафосный, хмурый, смотришь с тоской в окно. Что бы сказал сейчас твой ушедший друг? Не всё ли равно? Ты заметил? Они давно сжимают кольцо. Скоро, должно быть, уйдёшь к ним сам. У меня в плеере полно мертвецов: их музыка, их голоса. Это не страшно, выдохни, оглянись. Даже забавно, эдакая игра: мёртвые говорят из книжных страниц, из старых телепрограмм. Мёртвые в каждом доме, в любой толпе, На улицах, в пожелтевших газетах. Я, например, не знаю, где я теперь, Когда ты читаешь это. апрель 2010

«Много курю опять, это в сентябре-то...»

Много курю опять, это в сентябре-то, внутренне сжавшись, пью свои двести грамм. Врач прописал мне водку. И сигареты. И задушевные разговоры по вечерам. То есть, врачей было много. Собрали кворум, спорили, слушали что-то в моей груди... Мне непонятно, где добыть разговоры, даже один. май 2010

УЛОВКА

В тишине, в полусне я пишу про снег, блики луны на дне, немоту камней, про объятья корней, пять лихих коней, пляс луговых огней, рокот горных недр, прелесть дурных манер, усмирённый гнев, оголённый нерв. Я пишу о весне, о большой войне, о лесах в огне... Только бы не о том, как ты дорог мне. август 2010

«А знаешь, здесь мило: весна, цветочки...»

А знаешь, здесь мило: весна, цветочки. Асфальт шершав и устойчив. Девицы жужжат в ожидании лета. Пичужки, сверчки, стрекозки. Бежим к горизонту, к условной точке, с упорством и прытью гончих и втайне надеемся, что планета окажется всё же плоской. Здесь очень неплохо: чаёк, малина, и звёзды ясней и ближе. Мы копим на пони (внесли задаток): с ним проще бежать от снега. Ты там, где забвение дышит в спину. Там, где не успел — не выжил. Дыхание сбивчиво. Отдых краток. И бег — содержание бега. Здесь солнце играет столбиком ртутным, искрит, трещит, как шутиха. Не смейся: тут, правда, ужасно... мило. Ну, знаешь — стрекозки, лето. Бежим. И каждый своим маршрутом. Ты смерть обгоняешь лихо. А я где-то здесь. Меня не хватило перехватить эстафету. май 2007

«Однажды тебе намекнут, что ты здесь всего лишь гость...»

Однажды тебе намекнут, что ты здесь всего лишь гость, Ты резво отчалишь в свой светлый небесный город, А я вдруг проснусь с осознанием: всё закончилось. Не верится, что так скоро. Я буду на радостях пить и плясать шесть дней, Работать, как кроткий и очень способный пони. Ты, в общем, порядком достал приходить во сне И врать, что простил и понял. Когда ты уйдёшь, я в момент задушу всех выдуманных Чудовищ, сменяющихся с частотой в два герца, И липкая благодать переполнит выбоины И полости в сердце. Я буду слюнявый дебил, брат напольных ваз, Нелепейший и счастливейший Бобби Браун, Довольненький, как молоденькая вдова, Степенный и мудрый, как лиса с виноградом. Осталось ещё отучиться с тобой беседовать, Когда никого нет рядом. август 2008

«Давай, ты придумаешь лекарство от всех болезней...»

Давай, ты придумаешь лекарство от всех болезней, А я буду придумывать новые болезни, Которые не лечатся этим лекарством. Давай ты изведёшь всё-всё оружие, А я буду тайно делать новое. Tы отменишь все землетрясения и наводнения, А я буду метать в Землю кометы. Ты найди и расстреляй всех террористов, А я воспитаю им замену. Ты прекрати все войны, И я пойду на кого-нибудь войной. Давай, ты попробуешь накормить всех досыта, А я буду выжигать твои посевы. Давай? Людям нужно что-нибудь эдакое. 2004

«Когда в дощатую крышку входит последний гвоздь...»

Когда в дощатую крышку входит последний гвоздь, Внутри, вопреки ожиданиям, не смещается ось, В гриве не добавляется серебристых волос, Просто думаешь: «Всё, началось». Тебе достался отличный социальный пакет: Волшебнейший Неверленд, опаснейший Нантакет. Видишь высокую даму там, вдалеке, С лезвием на древке? Она окружит тебя вихрем ласк своих и забот, Считай её нянькой, участливой фрёкен Бок. Пока тебя не поманят за море труба и гобой, Она будет присматривать за тобой. Поблажек не жди, надеждой себя не тешь. Она не даст тебе медлить и заниматься не тем, Ты будешь крепко пришит десятком её нитей К немоте, к темноте. Смотри, она уже становится за плечом И начинает отсчёт. октябрь 2009

ЛЕЙКЕМИЯ

считалочка Пятнадцать. Шестнадцать. How do you? Возраст такой — всё, как со всеми. Просто белые опять бунтуют. Но это не страшно, Это на время. Просто белые взрывают небо. И душит жар, И сон так манит, И ноют суставы. Семнадцать. Мне бы Небесной манной — Немного money. И мы собираем какие-то деньги, Беспомощно меряя площадь плаца. Тебе идёт этот шарф, Надень-ка! И что, что белый? Восемнадцать. А счёт идёт. Надо что-то делать. Уже на минуты. Девятнадцать. Когда красные побьют белых, Всё станет, как было. Не смей сдаваться. Сколько циферок Разномастных. Двадцать. И тело пошло Вразнос. Когда белые Бьют красных, Это не империя — Это лейкоз. Пора на крыло. Из скучного тела В цветное небо Воздушным змеем. Мы твой двадцать первый отметим белым. А может быть, красным — Оно вкуснее. 2004

«Задача криков в эфире...»

Задача криков в эфире — слегка оживить народ, а то ведь ползут, как заспанные улитки. «Вдохни огонь нашей ночи!» «Узнай, что значит полёт!» «Взгляни на наши в натуре взрывные скидки!» Ну что же, эфир кричит. Вверху, в густой темноте, тревожные СМС сбиваются в стаи. А ночью город не спит, считает своих детей, никак не может понять, кого не хватает. март 2010