Шварцкау
Шрифт:
— Ну и что, Тедди? К чему тебе эта выставка?
— Выставка ни к чему, Берт, но вон та оглобля в правом дальнем углу очень привлекает мое внимание…
Старший механик из-под руки посмотрел на запыленный угол и понял, что имеет в виду лейтенант Хирш.
— Тедди, этот «гаусс» очень старый, а к твоей машине пушка не имеет никакого отношения.
— Почему не имеет, Берт? — не согласился лейтенант, который уже несколько месяцев присматривался к этой пушке. Сначала только теоретически, ведь полновесный «гаусс» на его машине не помещался ни по каким нормативам,
— Это для тебя совершенно левая железка, Тедди.
— Не левая, у нее с моей пушкой одна база.
— База-то, может, и одна, только у нас этот «гаусс» на балансе числится. Он к нам по недоразумению попал, потому что прилагался к зенитным башням стационарной установки, понимаешь?
— И что?
— А то! Мы должны вернуть его назад — на дивизионные склады.
— Когда?
— В ближайшее время.
— Берт! Я этот «гаусс» в ангаре вижу уже три переезда! А он все стоит в углу, и его никуда не отправляют, — возразил Хирш.
— Ну да, мы все ждем оказии, не гнать же в центр целый транспорт из-за одного «гаусса»!
— Согласен. Тогда поставь его на мой «грей» вместо штатной пушки! — выпалил Хирш, опасаясь, что Берт снова перебьет его.
— Ах, Тедди, — покачал головой главный механик. — Эта пушка очень тяжелая, твоей машине ее никак не потянуть.
— С чего вдруг?
— С того, что у тебя по техзаданию положено навешивать десять восьмифунтовых ракет. То есть — полтора ящика.
— Я их никогда не навешиваю, Берт. Ну кто испугается восьмифунтовых ракет? У вас их, наверно, и в запасе-то нет!
— Ну… есть какое-то количество, но небольшое, — вынужден был согласиться Тильгаузен. — Но потеря огневой мощи, Тед! «Гаусс» сожрет все электричество, на старт ракет его не хватит, а с ракетами ты куда значительнее…
— Ракеты я не навешиваю, Берт, и уже давно. В них нет необходимости, а что касается огневой эффективности, я посчитал, что «гаусс» в семьдесят миллиметров удельно мощнее пушки в пятьдесят шесть миллиметров вкупе с полутора ящиками восьмифунтовых ракет.
— Точно?
— Точно. Могу расчеты показать и справочник, которым я пользовался.
— Не нужно, я тебе верю. Но ты забыл самое главное…
Механик посмотрел на лейтенанта в упор, пытаясь хоть как-то остановить этот беспредел.
— Ты забыл главное, Тедди, твой боекомплект уменьшится с сорока пяти до тридцати снарядов. Ты это понимаешь?
— Наплевать. Я еще никогда больше двадцати железок за раз не расстреливал. Тридцати хватит на самый страшный бой, так что не боись, Берт, дело за тобой — гайки крутить.
— Гайки крутить, — повторил старший механик и покачал головой. Похоже, от этой работы было не отвертеться. — А с чего тебе эта дурацкая идея пришла?
— С того. Джек тут последний раз такие фортеля выкидывал на своем велосипеде. Как врежет в упор из гранатомета, так «гасс» и валится! Жуткое дело, я тебе скажу, чтобы «таргар» такие фокусы выкидывал! Я даже позавидовал со своей пушкой, честное слово!
— Ну ладно, не стони… Попробуем что-нибудь сделать…
— Правда?! — воскликнул лейтенант Хирш, чуть приседая и заглядывая Берту в глаза.
— Да правда, правда, — отмахнулся тот и зашагал в дальний конец двора, где сваривали рассеченную опору «гасса».
— А когда мне приходить? — крикнул ему вслед Хирш. — Вечером нормально будет?
— Вечером — ненормально! Завтра приходи! — не поворачиваясь, ответил Тильгаузен и уже тише добавил: — Как сожрешь все печенье с молоком, так и приходи… Как же вы нас достали со своей инициативой, сидели бы в кубрике да чаи гоняли…
75
Первые трое суток после возвращения из города пролетели как один выходной день, пока Джек занимался тематической коллекцией из журналов, консервных банок и упаковок из-под чипсов. Все эти экспонаты требовали постоянного внимания, ведь их количество росло — об увлечении Джека курицами теперь знал весь городок и каждый норовил принести ему что-то связанное с этими птицами. А Джек им за это показывал практически живую курицу, правда, она у него не двигалась.
— Это ты сам ее дощечками покрыл?
— Это не дощечки, это перья…
— Ух ты, деревянная курица! Я такого никогда не видел!
Люди не всегда понимали смысла работы Джека, но он не обижался. Ему что-то приносили, он показывал курицу, на том и расставались, и больше никто не считал Джека чокнутым — привыкли.
А вчера к нему в кубрик забегал Тедди. То есть лейтенант Хирш. Он что-то бессвязно ему втолковывал, уверяя, что теперь его «грей» будет бегающей гаубицей.
— Мы им покажем, Джек! Мы им покажем, кто в дюнах главный! — пообещал он и так же неожиданно умчался. А еще его не было на завтраке и обеде, но знающие люди утверждали, что лейтенанту все нипочем и его запасов печенья хватит на полгода.
— А вы его медведя видели? — спрашивал Баркли в комнате отдыха.
— Какого медведя?
— Да из детского магазина! Он бы его еще в розовый цвет покрасил!
— Хватит врать, — одернул капрала Джек. — Это мы с лейтенантом в тире выиграли. Между прочим, трофей за призовую стрельбу.
И все сразу заткнулись, поскольку знали, что Джек врать не станет. За то недолгое время, что служил в роте, он прослыл человеком основательным, спокойным и крайне полезным в кинжальном бою на близкой дистанции.
— Да я, вообще-то, просто так сказал, ради смеха, — виновато проговорил Баркли и начал почему-то переключать каналы ТВ-бокса.
— Ну тогда ладно, — сказал Джек.
— А чего там Хирш в парке вытворяет? — спросил капрал Подольский.
— А чего вытворяет? — заинтересовался из-под вытяжки Сигура, который теперь курил тонкие сигареты — «полезные», как уверял он.
— Механики стонут, Тильгаузен ругается, а лейтенант гнет свое. Вроде бы вторую броню поверх первой накладывать будут.