Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Высокая стройная блондинка в белом летнем платье, шедшая впереди Кена Холленда, поймала его взгляд. Он изучал её, наблюдая за ласковыми линиями тела, обозначающимися при ходьбе. Кен быстро отвёл глаза. Он не смотрел на женщину такими глазами с тех пор, как встретил Энн.
Что со мной происходит, спрашивал он себя. Я становлюсь похожим на Паркера.
Он снова взглянул на блондинку. Вечер, проведённый с ней, подумал он, это было бы потрясающе.
Чего не видит глаз, всегда говорил Паркер, о том не болит сердце. Так оно и есть. Энн никогда бы не узнала. В конце концов все женатые мужчины это делают. Почему бы и ему не попробовать?
Но когда девушка перешла дорогу и затерялась в толпе, он с усилием вернулся в мыслях к письму от Мин, полученному утром.
Прошло уже пять недель, как она уехала, и теперь писала, чтобы сообщить, что её матери не стало лучше и что она еще не знает, когда вернётся.
Почему её мать живёт чёрт знает где и ведёт себя так вызывающе независимо, спрашивал себя Кен, быстро шагая по направлению к банку. Нельзя позволять жить одиноко тем, кому за семьдесят. Когда они болеют, их многострадальные дочери должны бросать всё и присматривать за ними, а ещё более многострадальные мужья их дочерей должны сами заботиться о себе.
Пять недель — слишком долгий срок, и Кену уже надоело заботиться о себе, но хуже всего, конечно, то, что Энн не было рядом.
Он сбежал по ступеням, ведущим в служебный гардероб, и увидел там Паркера, который приводил в порядок свой галстук, глядя в зеркало, висевшее над умывальником.
— Привет, — сказал Паркер, усмехаясь. — Как себя чувствует холостяк? Когда приезжает Энн?
— Мне бы самому хотелось это знать, — сказал Кен, намыливая руки. — Старушка ещё не очухалась, и Энн не знает, когда освободится.
Паркер вздохнул.
— Мне бы очень хотелось, чтобы моя жена исчезла на месяц. Уже четырнадцать лет, как закончилась моя спокойная жизнь. — Он внимательно исследовал отражённый в зеркале подбородок. — Ты чертовски счастливый парень, но не похоже, чтобы ты это понимал. Почему ты не устроил себе праздник — не могу понять, Не знаю, кто-то из нас ни черта в этой жизни не смыслит.
— Заткнись! — огрызнулся Кен. Ему надоели постоянные насмешки Паркера. С тех пор, как уехала Энн, Паркер не переставал подбивать его пуститься во все тяжкие. Дня не проходило, чтобы Паркер не изводил его.
Паркер был склонным к полноте, лысеющим сорокапятилетним мужчиной. Он постоянно воскрешал в памяти прошлое, вспоминая каким он был повесой и как все женщины находили его неотразимым, и всё ещё находят его таковым, коли на то пошло.
— Ты раздражён, — сказал Паркер, пристально глядя на Кена. — И я тебя не осуждаю. Тебе надо немного выпустить пар. Поднимаясь сюда, я говорил со старым Хэмингуэем. Он говорит, что для тебя нет ничего лучше, чем провести вечер в «Сигейле». Сам я там не был, к сожалению, но он ходит постоянно и говорит, что лучшего места не найдёшь. Хорошая жратва, дешёвые напитки и куча доступных баб. Ты бы замечательно провёл время. Смена женщин время от времени хороша для всех мужчин.
— Иди сам и меняй женщин, — отрезал Кен. — Я доволен тем, что у меня есть.
Но этим утром он почувствовал растущее беспокойство, которое ещё на прошлой неделе лишь едва ощущал. С тех пор как женился, он всегда с нетерпением ждал того момента, когда откроет входную дверь и с чувством блаженства увидит встречающую его Энн. Но эти пять недель всё изменили: мысль о возвращении вечером в пустое бунгало раздражала его.
Он вспомнил разговор с Паркером. «Сигейл». Кен несколько раз был возле этого ночного клуба, который находился за углом Мэйн стрит: блестящее здание, неоновый свет, хром. Он вспомнил глянцевые фотографии шоу-герлс, которые видел, проходя мимо.
Это было не то место, куда бы мог пойти респектабельный женатый банковский служащий. Перед тем как закрывать кассу, отправляясь на обед, он твёрдо решил не ходить в «Сигейл». Он пойдёт, как всегда, домой и будет скучать в четырёх стенах.
Кен спустился в гардероб за шляпой.
Паркер мыл руки, когда он вошёл.
— Так, — сказал Паркер, вытирал руки. — Ну, решил, что будешь делать сегодня вечером? Вино, женщины и музыка или просто вечерок с подружкой у камина?
— Я иду домой. Газон надо подстричь.
Лицо Паркера расплылось в гримасе.
— Дьявол! Ты, должно быть, погряз в рутине больше меня. Стричь газон, когда жены нет дома! Серьёзно, Холленд, у тебя есть обязательства перед собой. Чего не видит глаз, о том не болит сердце. Это, может быть, твой последний шанс перед тем, как ты станешь дряхлым и никому не нужным.
— Замолчи! — воскликнул Кен, доведённый до бешенства. — Твоя беда в том, что ты так и не повзрослел.
— И слава богу, — сказал Паркер. — Когда я начну развлекаться тем, что буду по вечерам в отсутствие жены подстригать газон, значит мне пора в могилу.
Кен оставил продолжавшего бушевать Паркера и направился к выходу.
Бесконечные приставания Паркера раздражали его, и он находился не в лучшем расположении духа, шагая по раскалённому тротуару к ресторану, где он всегда обедал.
Он размышлял: конечно, Паркер прав. Я погряз в рутине. С тех пор как женился. Я не надеюсь, что мне когда-нибудь ещё представится шанс немного развлечься. Энн вряд ли уедет снова, во всяком случае в ближайшие годы. Но действительно ли я хочу развлечься? Если бы я только знал, когда вернётся Энн. Ее отсутствие может тянуться ещё несколько недель. Это, может быть, твой последний шанс, прежде чем ты станешь старым и никому не нужным, сказал Паркер. Он прав. Энн никогда об этом не узнает. Почему бы не развлечься сегодня вечером? Почему?
Его вдруг охватило отчаянное возбуждение. Он сделает это! Вероятнее всего, ничего из этой, затеи не выйдет, но всё равно это лучше, чем возвращаться в пустое бунгало.
Он пойдёт в «Сигейл» и выпьет пару рюмок. Может, какая-нибудь блондинка и захочет разделить с ним компанию.
Решено, сказал он себе, входя в ресторан. Последняя ночь холостяка, лебединая песня.
Вторая половина дня тянулась для Кена мучительно долго. Впервые, сколько он себя помнил, работа нагоняла на него скуку и он поймал себя на том, что беспрестанно поглядывает на стенные часы.