Схватка за Амур
Шрифт:
Муравьев осторожно скосил глаза на Александра Николаевича и тихо-тихо, облегченно вздохнул. Цесаревич, забыв про него, молчал и пристально вглядывался в большой портрет (верхом на коне) своего царственного дядюшки Александра Благословенного, работы Франца Крюгера. Он как будто хотел рассмотреть в образе победителя великого Наполеона что-то, никем прежде не замеченное. Муравьева потянуло кашлянуть, но он опасался нарушить царившую в галерее торжественную тишину.
– Да-а, – сказал наконец цесаревич, оборачиваясь к генерал-губернатору, – в ту войну даже император был героем. И мой батюшка сумел себя показать решительным монархом и великим зачинателем нового в жизни российской. Хотя бы вон железных дорог и пароходов. А что мне достанется? Скука однообразия и никаких славных дел.
И тут до Муравьева дошла наконец вся подоплека этой странной прогулки: наследнику не хватало решимости перед заседанием, ему требовалась поддержка духа в противодействии «стае» Нессельроде, и он искал ее у главного оппонента канцлера.
– Ваше высочество, – волнуясь от необычности своего положения, сказал он, – сегодня от вас зависит освобождение тридцати тысяч приписных крестьян – это ли не начало великого дела? Об отмене крепостного права думал и, наверное, по-прежнему думает государь император. Он мне лично говорил об этом четыре года назад. Тогда это было невозможно, однако, несомненно, станет возможно в будущем. А будущее – за вами!
Александр Николаевич внимательно выслушал нервную и оттого порою сбивчивую речь; лицо его просветлело, он порывисто обнял генерала, поцеловал в щеку и вполголоса, на ухо, сказал:
– Спасибо! Отныне мы вместе!
«С такой поддержкой, – подумал Муравьев, вспомнив свой навязчивый сон, – мне никакая волчья стая не страшна».
Заседание комитета проходило бурно. Частично проиграв по устью Амура, Нессельроде, видимо, решил не уступать ни пяди по вопросу освобождения приписных крестьян и создания Забайкальского казачьего войска. Муравьев повторил свои доводы, высказанные военному министру, но на канцлера, Сенявина, Берга и Чернышева они не произвели никакого впечатления, а Вронченко сразу ухватился за финансовую сторону.
– Вы представляете, милостивый государь, сколько будет стоить экипировка вашего никому не нужного войска? Мало того, что горные заводы лишатся тысяч рабочих рук, а это – прямые убытки казне, так этих новых казаков нужно одеть, обуть, вооружить. И где прикажете брать деньги?
От волнения седые волосы министра финансов вздыбились, на лбу выступил пот, и, очевидно, вспотели ладони, потому что он нервно промокнул лицо батистовым носовым платком и стал тщательно вытирать руки.
Председательствующий цесаревич постучал карандашом по столу:
– Господа, давайте по порядку. Федор Павлович, что вы ставите на первое место? Лишение заводов рабочих рук?
Вронченко наклонил голову:
– Так, ваше высочество. Обращение работных людей в казаков и отлучка их от гражданских дел – это удар по российской казне, а вы знаете, как ваш батюшка следит за ее состоянием.
– А много ли, господин министр, имеет российская казна от действия нерчинских заводов? – поинтересовался цесаревич.
Вронченко смутился:
– Есть предположения об увеличении производства этих заводов…
– А что думает по этому вопросу генерал-губернатор?
– Большая часть этих заводов убыточна, государь, – ответил Муравьев. – Они держатся исключительно на дешевом рабском труде приписных. Рудные ископаемые истощились. Надо развивать геологическое дело, искать новые богатые месторождения серебра, золота, железа, а этим никто по-настоящему не занимается.
– Ясно, – кивнул Александр Николаевич. – Второе: велики расходы на экипировку и вооружение нового войска. Что скажете, Николай Николаевич?
– Расходов, разумеется, не избежать, хотя какую-то часть мы сможем взять на себя…
– Да что вы сможете?! – не удержавшись, взорвался Вронченко. – Вам же вечно денег не хватает!
– Да, не хватает, поэтому я экономлю на всем, – возразил Муравьев, – и это немалые деньги. Надо только, чтобы они оставались в моем распоряжении, а не уходили в казну. И часть добытого в крае золота должна оставаться на наши нужды. Край наш очень богат, но, чтобы добыть эти богатства, его надо развивать, а для этого нужны средства. Если край будет развиваться, к нам поедут переселенцы – осваивать то, что имеем сегодня и что заимеем в будущем. То есть будет происходить именно то, о чем радеет наш высокочтимый канцлер. – Генерал-губернатор слегка поклонился в сторону Нессельроде. Тот ответил изумленным взглядом, а цесаревич спрятал в усах улыбку, оценив тонкий ход Муравьева. – Но сегодня, сейчас мы должны показать всем, – продолжил генерал-губернатор, – в первую очередь тем, кто с вожделением поглядывает на земли Сибири, что у нас есть силы для защиты этих земель. И Забайкальское казачье войско, сформированное не только из пограничных казаков и туземцев, но и из бывших приписных крестьян, как нельзя лучше послужит этой цели. Держать там большое количество регулярных войск слишком накладно, а казаки сами себя прокормят. Но уж военной формой и оружием их снабдить придется.
– Появление на границе с Китаем такого количества военных людей есть большая тревога для его правительства. – Нессельроде оправился от шока, вызванного дипломатическим пируэтом Муравьева, и, как говорится, сел на своего конька. – Оно может иметь вполне законные основания посчитать это угрозой и неадекватно ответить. А столкновение с Китаем чревато конфликтом с Англией, которая его обязательно поддержит.
– Во-первых, при моих предшественниках Броневском и Руперте все пограничные казачьи караулы получили военную одежду и вооружение, равно как и командующие частями чиновники. Так что китайцы давно привыкли видеть на границе и в Кяхте наши эполеты. И, между прочим, строевые учения казаков – тоже, – спокойно ответствовал Муравьев. Его голос звучал веско и оттого особенно убедительно. По крайней мере, для цесаревича. Тот, к явному неудовольствию канцлера, на слова генерал-губернатора то и дело кивал головой, соглашаясь. – А наши чиновники постоянно ездят в Маймачин не иначе как в сопровождении военного конвоя. Китайцы, Карл Васильевич, слишком благоразумны, чтобы эти мелочи могли их тревожить.
– А у меня есть донесения, – вмешался Чернышев, – и не одно, о том, что китайцы усиливают военные формирования на границе с нами. В связи с вашими действиями, генерал, в Забайкалье и, главным образом, на Амуре! – И продолжил, обращаясь к цесаревичу: – Да, да, ваше высочество, китайское правительство крайне недовольно нашими действиями на Амуре.
На породистом лице Александра Николаевича заметно шевельнулись желваки, и он обратил свой взор на Муравьева:
– Как это понимать, Николай Николаевич?
– Никак, ваше высочество! – вспыхнул Муравьев. – Я не знаю, что за агенты пишут столь странные доносы светлейшему князю, но верит он им совершенно напрасно. Это ни на чем не основанные выдумки! В Китае бушует восстание тайпинов, императору не до границ, он нуждается в поддержке. И наше военное усиление в Забайкалье он скорее посчитает за готовность помочь ему против повстанцев. Потому не стоит, Александр Иванович, вызывать у кого-либо сомнения в изменении наших дружеских с ними отношений.