Схватка за Рим

Дан Феликс

– Так ты подслушивал, король варваров! – прошипел префект. – Это вполне достойно короля и гения!

Тотила ничего не ответил ему. Он обратился к Юлию.

– Не за внешнюю твою свободу боялся я, а именно боялся попытки завладеть твоей душой. Я обещал тебе никогда не обвинять его – отсутствующего. Но теперь он здесь. Он должен все выслушать и тогда пусть оправдывается, если может. Вся душа его, каждая мысль его черна и лжива. Смотри, даже эти последние слова его, которые, казалось, вырвались из глубины его души, даже они лживы, придуманы им много лет назад. Вот, читай, Юлий: узнаешь ты этот почерк?

И он подал удивленному Юлию рукопись.

– До сих пор варвары крали только золото, – злобно сказал префект. – Позорно, бесчестно красть письма!

И он хотел вырвать рукопись. Но Тотила продолжал:

– Граф Тейя

захватил эту рукопись вместе с другими в его доме. Это его дневник. Я не буду упоминать теперь о других преступлениях его, а прочту только одну выдержку.

И он прочел:

«Юлия я еще не совсем потерял. Попробую еще указать ему на его обязанность спасти мою душу. Этот мечтатель воображает, что он должен взять мою руку, чтобы привести к кресту. Но моя рука сильнее – и я возвращу его в мир. Трудно мне будет говорить в надлежащем тоне. Надо будет почитать Кассиодора и поучиться у него.

– Цетег, – с горечью прошептал Юлий, – неужели ты писал это?

– Конечно, он будет отрицать, – ответил Тотила. – Он все будет отрицать: и фальшивые письма, которыми он погубил герцога Алариха Балта, и то, что он приготовил яд для Аталариха и Камиллы, и убийство других герцогов Балтов через Амаласунту, и то, что он погубил Амаласунту через Петра и Петра через императрицу, Витихиса через Велизария и Велизария через Юстиниана, и то, что он убил моего брата и во время перемирия уничтожил наши корабли. Он все, все будет отрицать, потому что каждое его дыхание – ложь.

– Цетег, – умолял Юлий, – скажи «нет», и я поверю тебе. Но префект вложил меч в ножны, гордо выпрямился, скрестил руки на груди и сказал:

– Да, я сделал все это и еще многое другое. Силой и умом я сбрасывал все, что становилось мне поперек дороги. Потому что я иду к высочайшей цели, – я стремлюсь восстановить римское государство, сесть на трон мира. И моим наследником в этом мировом государстве должен быть ты, Юлий. Не для себя, а для Рима и для тебя сделал я все это. Почему для тебя? Потому что во всем мире я люблю только тебя одного. Да, мое сердце окаменело, я презираю всех, только одно чувство сохранилось еще во мне – любовь к тебе. Ты ничем не заслужил этой любви. Но твои черты, твой взгляд напоминают мне одно существо, давно уже лежащее в могиле, и это существо составляет тайную связь между мной и тобой. Узнай же теперь, в присутствии моего врага, эту священную тайну, которую ты должен был узнать только тогда, когда станешь вполне сыном мне. Было время, когда сердце молодого Цетега было также мягко и нежно, как и твое. В нем жила чистая, как звезда, святая любовь к одной девушке. Она любила меня так же, как и я ее. Старая ненависть разделяла наши семьи. Но мне удалось, наконец, смягчить сердце ее отца, и он уже склонен был согласиться на наш брак, потому что видел, как мы любим друг друга. Но вот явился герцог Болт, который давно уже знал и ненавидел меня. Манилий безусловно доверял ему, потому что во время нашествия варваров герцог защищал его дом от грабежа. Герцог возбудил в старике прежнее недоверие к Цетегу и добился того, что Манилий обещал выдать свою дочь за старого друга герцога. Напрасно молила Манилия о сострадании. Мы решили бежать. В условленную минуту я перелез через стену их виллы на берегу Тибра, где она жила, и пробрался в ее комнату, но комната была пуста. В доме же раздавались свадебные песни, звуки флейт. Я проскользнул к двери залы и увидел свою Манилию в подвенечном наряде подле ее жениха, кругом множество гостей. Манилия была страшно бледна, в глазах ее стояли слезы. Вот я вижу, что Монтан обнял ее. Тут мной овладело безумное отчаяние: с обнаженным мечом ворвался я в зал, схватил ее на руки и бросился с ней к дверям. Но их было девяносто человек, все храбрые воины. Долго я защищался, но, наконец, герцог Аларих Балт вырвал у меня меч. Они отняли у меня плачущую девушку, а меня, окровавленного, смертельно израненного, перебросили через стену на берег Тибра. Рыбаки нашли меня, привели в чувство и ухаживали за мной. Я выздоровел, но в ту ночь лишился сердца. Прошло много лет. Балты и Манилий узнали, что я жив, и, опасаясь моей мести, покинули Италию. Путешествуя по разным странам, я заехал в Галлию, на берега Роны. Там шла война. Франки напали на готов, разграбили и сожгли виллу. Я, гуляя, вошел в ее сад. Вдруг из дома выбежал маленький мальчик и бросился ко мне с криком: «Помоги, господин, моя мать умирает». Я вошел

в дымящийся еще дом. Всюду было пусто, – слуги все разбежались. Наконец, в одной из комнат я увидел на постели бледную женщину. В груди ее торчала стрела. Я узнал умирающую, ее мальчика звали Юлий. Супруг ее умер вскоре после его рождения. Она узнала мой голос и открыла глаза. Она все еще любила меня. Я дал ей воды с вином. Она выпила, поблагодарила и, поцеловав меня в лоб, сказала: «Благодарю, дорогой мой. Будь отцом моему мальчику. Обещай мне это». И я обещал, целуя ее холодеющие руки, и закрыл ее потухшие глаза. А сдержал ли я свое слово, – решай сам.

– О, моя бедная мать! – со слезами вскричал Юлий.

– Теперь выбирай, – продолжал Цетег. – Выбирай между мной и твоим «незапятнанным» другом. Но знай: все, что я делал, я делал главным образом для тебя. Брось меня теперь, иди за ним, я тебя более не удерживаю. Но когда тень Манилий спросит меня о тебе, я со спокойной совестью отвечу ей: «Я был ему отцом, но он не был мне сыном».

Юлий в отчаянии закрыл лицо руками.

– Ты совсем не по-отечески мучаешь его, – сказал Тотила, обращаясь к префекту. – Видишь, он изнемогает от борьбы чувств. Пощади его. Есть средство решить вопрос иначе: окончим поединком начинающуюся войну. Вот второй король готов вызывает тебя на бой. Закончим нашу долгую ненависть коротким боем за жизнь, за Рим, за Юлия. Вынимай свой меч и защищайся.

Во второй раз враги со страшной ненавистью бросились друг на друга. И во второй раз Юлий с распростертыми руками бросился между ними.

– Остановитесь! – закричал он. – Каждый ваш удар падает на мое истекающее кровью сердце. Выслушайте мое решение. Я чувствую, что дух моей несчастной матери внушил мне его!

Оба врага угрюмо опустили мечи.

– Цетег, более двадцати лет ты был моим отцом. Какие бы преступления ты ни совершил – не твоему сыну судить тебя. Будь ты еще более запятнан убийствами – мои слезы, мои молитвы очистят тебя.

Тотила с гневом отступил назад. Глаза Цетега блеснули торжеством.

– Но я не могу выносить мысли, – продолжал монах, – что все эти преступления ты совершил ради меня. Знай: никогда, никогда, если бы даже это меня и прельщало, – но меня прельщает терновый венец Голгофы, а не запятнанная кровью корона Рима, – я не мог бы принять наследства, над которым тяготеет такое проклятие. Я – твой, но будь же и ты сыном моего Бога, а не ада. Если ты действительно любишь меня, откажись от своих преступных планов, раскайся. И я вымолю тебе прощение у Бога.

– Что ты толкуешь о раскаянии, мальчик – мужчине, сын – отцу? Оставь мои дела в покое. Я сам отвечу за них.

– Нет, Цетег, я не могу следовать за тобой, пока ты не раскаешься. Раскайся, смирись, – не предо мной, понятно, а перед Господом.

– Ха, – засмеялся Цетег, – что ты с ребенком, что ли, говоришь? Все, что я сделал, знай, я готов снова сделать, если бы понадобилось.

– О, Цетег! – в ужасе проговорил Юлий. – Не говори этого: есть Бог.

– Ну, оставь Бога в покое. Я не верю в него, – ответил Цетег. – Довольно слов. Иди же ко мне, Юлий, ты ведь – мой.

– Нет, – крестясь, ответил Юлий. – Я не твой, я принадлежу Богу.

– Ты мой сын! Я приказываю тебе следовать за мной! – вскричал Цетег.

– Но и ты сын Бога, как и я. Ты отрицаешь, а я признаю нашего Отца. Теперь я навсегда отрекаюсь от тебя.

– Следуй за мной! – закричал вне себя префект и схватил Юлия за руку.

Но тут снова блеснул меч Тотилы. Враги в третий раз бросились друг на друга, и Юлий не смог уже остановить их. Тотила первым ударом ранил префекта в голову, но тот устоял. С криком бросился Юлий между ними, но он не мог бы удержать их. И второе столкновение врагов грозило быть смертельным, оба противника лишились щитов. Но в эту минуту на ступени храма вбежали люди и удержали их. Тотилу отвлекли Гунтарис и Визанд, Цетега – Лициний и Сифакс.

– Скорее в лагерь, король, предстоит битва, – сказал Гунтарис. – Пришло подкрепление и важные вести с юга.

– Скорее в лагерь, Цетег! – кричал Лициний. – Императрица Феодора умерла, и прибыло главное войско сто тысяч человек под начальством не Ареобиндоса, а Нарзеса.

– Нарзеса! – побледнев, сказал Цетег. – До свидания, Юлий, мой сын.

– Я сын Бога, – ответил Юлий.

– Он мой! – сказал Тотила, обнимая своего друга.

– Ну, хорошо, – сказал Цетег. – Битва за Рим решит и этот спор. Я вырву тебя из лагеря варваров.