Схватка за Родос
Шрифт:
— А зачем ты вернулся?..
— Как же я мог иначе? Судьба нас связала, куда ты, хозяин, туда и я. Не мог я тебя оставить, это было бы черной неблагодарностью…
— Ну да… Так-то логично, но… думаю, что зря. Здесь гибель… И ничего иного. Славная ли, нет — кто будет разбираться, когда над башнями Родоса взовьется флаг с полумесяцем?..
— Господин так в этом уверен?
— Не прикидывайся дураком — этакие вопросы задавать… Сам все видишь прекрасно…
— Но человек все же что-то может изменить, он же не тупой баран, ждущий, пока ему перережут глотку…
— Когда связаны руки-ноги, не до каких бы то ни было действий… Налей-ка мне… Да и сам можешь выпить, я разрешаю.
Филельфус еще долго и нудно рассусоливал, а албанец
Рыцарь меж тем, разгоряченный настойкой и отчаянием, прошелся и по магистру, и по "столпам", и вообще по всему — нет смысла пересказывать. Отметим лишь одно — албанец счел хозяина вполне готовым к той роли, что ему уготовил Мизак-паша, и начал потихонечку "обрабатывать" орденского секретаря. Слово за слово, и вот уж албанец исподволь хвалит, как у турок все разумно устроено, и Филельфус с ним соглашается — он никогда не скрывал своих одобрительных взглядов на многие из устроений турецкого государственного устройства, о чем, как читатель помнит, албанец уже докладывал Мизаку. Потом предатель упомянул о грядущем прибытии султана — но секретарь и это давно знает.
— Есть и то, что тебе неизвестно, господин. Ждут большого пушечного мастера из Алаийе [28] . Он должен отлить еще большие по калибру пушки, нежели те, которые стоят сейчас под стенами Родоса. Разнесут все по песчинкам, и ответить, кроме ветхозаветного требушета, нечем…
— Выходит, так. И греческий мастер наш, на радостях, помер. Пытались по его бумагам собрать вторую машину — да не вышло…
— Вот и получается… Эх, хозяин, нехорошо получается… Но я, пожалуй, могу помочь тебе и отплатить за твою доброту и покровительство… Если ты сам захочешь этого…
28
Из Алании.
Филельфус задумчиво глядел в бокал, не выражая ничего, — он это умел, когда хотел. А на самом деле хмель мигом выветрился из его головы, мысли лихорадочно выстраивались в логический ряд. Секретарь д’Обюссона почуял опасность и, как верный охотничий пес, встрепенулся, готовый броситься на врага, невзирая на усталость. Вот оно что, оказывается!
Албанец, безусловно, неплохо знал итальянца, но и тот за несколько лет тоже неплохо изучил своего слугу, отметив в нем такие черты, как холодность к религии, порой беспринципность, а когда — и алчность.
К тому же как-то подозрительно албанец пропал, а затем неожиданно появился с трофеями… Непохоже это было на него. Явился на верную смерть, когда так любит жизнь и ее выгоды? И вот теперь все это сводится в единую картину. Глупец! Готов открыться! Что ж, надо дать ему эту возможность и, изобличив…
Филельфус поглядел в глаза своего оруженосца и спросил чуть не с надрывом:
— Что же делать?! Нет исхода. Изволь, я послушаю тебя.
— Хозяин, — лихорадочно зашептал албанец, — ты умный человек. Вот и сам рассуди… Мы говорили о том, сколь благоденственно бытие у великого падишаха. Там ценят людей за их ум и заслуги, а не за то, какой зверь или птица сидят на их старом гербе. Что тебе здесь, у крестоносцев? Многие твои соотечественники приняли ислам и успешно служат великому падишаху — вот хоть паша Ликийский. То, что ты монах и дал обеты, не должно тебя смущать. Вот в Галате [29] один цистерцианец одумался, принял ислам и даже женился на понравившейся ему женщине. По его примеру не так давно там же сразу 40 моряков-каталонцев приняли ислам.
29
В те времена — колония генуэзцев рядом с Константинополем, некоторое время продолжавшая существовать даже после завоевания Константинополя
— Молодец! — не сдержался Филельфус. — Подготовился к разговору со мной?
— Верно, — не стал отрекаться албанец. — Какой же из тебя монах? Ревности к вере, прости, я в тебе не видел никогда. А смазливая Элпида в маленьком домике за рынком как-то не вяжется с принятыми тобой обетами.
— Шантажист, — то ли с укором, то ли с похвалой (албанец не понял) изрек секретарь.
— Не в осуждение говорю, — ответил предатель.
— Ну положим, монах из меня и в самом деле никудышный, я с этим и не спорю. Но что же ты предлагаешь? Убежать к туркам?
— Можно и это, однако для мудрых людей есть иной путь, который ведет прямиком к славе и почету. Ну, перебежит мой господин — и что? Таких летунов у Мизака — хоть из пушек ими пуляй. Пока еще господин выбьется в люди — нет, я не сомневаюсь, что он это сделает, но годы идут, их не воротишь. Тяжело в среднем возрасте все начинать сначала.
Воцарилась тишина. Филельфус ждал, когда собеседник явно перейдет к делу. Албанец же пока не торопился, хотя то обстоятельство, что рыцарь слушал и вроде бы даже благосклонно, не могло не радовать и не вселять радужных надежд на успех всего предприятия.
Секретарь меж тем раздумывал, как поступить далее… Брать с поличным? Борьба предстоит серьезная: один на один. И притом враг моложе и здоровее. Взять время на обдумывание? Может ускользнуть, а то еще что придумает… Нет, выпускать его нельзя ни в коем случае… Молчит, выжидает… Ну что же, не грех лукавое лукавством превозмочь… Надо его спровоцировать…
— Ладно, не крути и не лукавь. Я отлично тебя понял. Что ты конкретно мне предлагаешь?
— Не я, — оживился предатель, — а кое-кто повыше. Четвертый визирь великого падишаха Мизак-паша, главнокомандующий осаждающей Родос армии. Мизак-паша обращается к тебе, достопочтенный рыцарь Филельфус, как к человеку, могущему понять и оценить его предложение, и от лица великого падишаха Мехмеда Фатиха провозглашает: убей магистра и отвори нашим войскам ворота крепости — и будешь иметь все то, о чем может только мечтать человек твоего ранга.
— Интересно… — промолвил рыцарь, внутренне весь сотрясаясь от гнева и ярости. — Тебе-то что обещали?
— Звание паши и область в управление.
— Не мелко.
— Да. Теперь представь, что получишь ты!
— А что дают?
— Нет, ставь вопрос по-иному — что желаешь, то и дадут. Хочешь быть правителем Родоса — будешь им! Хочешь служить при дворе великого падишаха — будешь, и в числе первых лиц государства: почет величайший, но такова же и услуга, которую от тебя ожидают. Хочешь покоя — любая провинция в твоем распоряжении, правь, как истинный бей, если хочешь — вовсе ни о чем не заботься, возложив труды на подчиненных и только наслаждаясь плодами их трудов. Кроме того, у великого падишаха есть много молодой женской родни — дочерей, племянниц, внучек: тебе подберут ханум согласно твоему вкусу и склонностям. Этот брак введет тебя в круг избранных.
Какая родня может быть более могущественна в этом мире, как не султанская? И это тоже не все — о деньгах я не говорю, ты на них не падок, просто так отмечу, что этого сора у тебя будет в таком преизбытке, какой сложно представить. Султановы верные слуги ни в чем не нуждаются, в отличие от подданных великого магистра. Кроме того, быть может, хозяина прельщает тихий благородный труд ученого? Ты не можешь представить себе, сколько сокровищ греческой мудрости будут в твоем распоряжении, и не только греческой, но и восточной. Господин не знает по-персидски, но к его услугам будет огромнейший штат секретарей и переводчиков. О, турки говорят, что чернила ученого ценны столь же, сколь и кровь мучеников за веру! Там никто не осмеет тебя книжным червем, как это делают невежественные франки в дому неверия! Ну? Решай, хозяин! И знай, что это все — не на выбор тебе, а целиком и сразу!